Сказание о забытом князе. Не терпя обидим быти. Том III. Тимофей Рахманин

могишь, подожги две лодьи, что последние, по выходу из озера стоят. Дабы другие выплыть не смогли в Чудское. Затем в самой гуще надобно высмотреть их командоров. Коль сможешь нескольких из них поджечь, то страху наведёшь среди ливон, то нам на руку будет.

      – А вот когда суета поднимется, только тогда и начинать следует мужам полонёным разбегаться в помощь к нам, – говорил князь, глядя уже на Кукшу с Лукой (те лишь кивнули головами). – Остальные поделимся на шесть. Два десятка по двум сторонам речки встанете. Откуда и до лодей стрелой достать можно, и не видать, чтобы было, откуда стрелы летят. Заодно и за выходом из озерца приглядите. Четыре по десять – станем с четырёх сторон. Как только пущу первую огненную стрелу, то знаком для всех будет. Кто пусть по лодьям огнём ударит, кто по траве да камышу. Лука сказывает, что там лес вокруг. Коль будет совсем худо, и лес подожгём…

      Воины молчали обдумывая слова, сказанные князем, лишь иногда о чём-то тихо перешёптываясь. Каждый из них уже не раз заглядывал в глаза смерти. Не было среди них новичков и трусов. Воины все были сильные, бывалые, опытные. Каждый прошёл не одну битву.

      Потому все понимали: идут они на верную смерть. «Как бы там ни было, но шестьдесят против восьми сотен – то верная погибель. Всяко бывало, конечно, в сечах. Бывало, что одним девяносто на Двине семь сотен побили. Но то, почитай чудо, не иначе! Не может всё время князю везение такое быть. Но… Ведь и Довмонт про то понимает, а не отступается. Стало быть, так надо. Да коли от сердца, то правда за нами. А значит, и смерть не страшна ради дела благого! Эх, об одном жаль: не попрощались, как следует, дома», – так думал, наверное, каждый из них. О том они и перешёптывались.

      – Упредить мужей полонёных, показать им, какие лодьи брать приступом. На то много ливон отвлечь можно. А баб да деток той порой сюда вести бегом в наши насады, – говорил князь, снова глядя на Кукшу с Лукой, словно они вдвоём всё это должны были сделать.

      – Дык не уместимся все, – сказал было кто-то из дружинников, но тут же осёкся, понимая, что для них самих места в лодьях уже не будет. Не понадобится.

      – Как всё случится, все кто живой будет, по трубе моей сбираемся здесь, на брегу. Будем биться, пока насады не уйдут… До конца…

      Воины молча обдумывали слова князя и, лишь иногда тихо перешёптываясь меж собой, кивали утвердительно головами.

      – А мне с кем встать, князь? – неожиданно громко прозвучали слова вышедшего вперёд Олеся, – дайте мне сулицу, я ей добре биться умею!

      Дружинники одобрительно зароптали, но Довмонт поднял руку, прося тишины:

      – Здесь останешься. Пригляди за насадами. А коль случится так, как задумано, – люд с насадами к дому поведёшь.

      Парень хотел было что-то возразить, но Довмонт пресёк его попытку жёстко, сухо, так, что Олесь не смел боле противиться:

      – Сказано: здесь останешься. А кто насады охранять будет? Кто сторону верную укажет к дому, пока мы дорогу от ливон закроем?

      После чего князь обернулся к своим воинам:

      – Ну, браты… С Богом!

      – С