«Возьми меня с собою в ад». Мария Александровна Керчина

продаст родную дочь? Я думала над этим и с ужасом понимала, что не могу убедить себя в том, что мама на такое не способна. Да, мне психологически сложно назвать вещи своими именами, но уже хватит себя обманывать: она и есть мелкий и ничтожный, слабый человек. Жаль, Настя бесплодна: она из тех, кто пойдёт против целого мира, защищая своего ребёнка, и не позволит уронить с его головы ни одного волоса даже будучи уже мёртвой. За своё мужество она и поплатилась, и будет платить всегда: общество ненавидит сильных, хоть и требует от них защиты в случае опасности. И, каким бы мужественным ни был человек, одолеть систему невозможно, толпа просто бросает его в мясорубку и потом, смеясь и радуясь, пожирает его останки. Размеренную, благополучную жизнь проживают лишь приспособленцы. Странно, как я раньше этого не подмечала. Вспоминая историю я, призёр не одной олимпиады, не могу вспомнить не то что героя, но даже примечательного человека, который прожил бы свою жизнь легко, спокойно и счастливо. Всегда борьба, боль и страдание. С горечью я осознаю, что все мои планы на жизнь, казалось, такие чёткие и незыблемые, не более, чем иллюзия, самообман. Я придумала себе маленький мирок без боли и потрясений, но правда ли смогу быть в нём счастливой? И смогу ли в нём вообще быть? Не брошу ли я его тогда, когда выстраивать новый будет уже слишком поздно? Сейчас я ощущала полнейшую растерянность. Как быть, что делать, куда идти – все эти вопросы роились в моей голове, не находя ответов.

      На улице уже давно стемнело. Телефон беспрерывно вибрировал в кармане: мама позвонила уже раз пятьдесят. Чтобы избавиться от надоедливого жужжания, я выключила мобильник. Становилось всё холоднее. Я заметила на своих плечах крохотные комочки снега. Первый снег в этом году… Рано выпал, ноябрь едва начался. Возвращаться домой я не собиралась – не потому, что боялась Валеру и маму, просто не хотелось их видеть. Зато я очень хотела увидеть Настю. Даже больше – я нуждалась в ней. Приёмные часы давно закончились, но я подумала, что за пару-тройку сотен и благодарную улыбку дежурная медсестра пропустит меня к ней хоть на двадцать минут. А если нет – её палата на втором этаже, взберусь в окно.

      Спустя полчаса я уже подходила в больнице. Двери оказали заперты. Я обошла здание и увидела пожарный выход. Он был приоткрыт. Я вошла и огляделась: на посту никого не было, и я поднялась на второй этаж незамеченной. В палате Насти было темно. Я приоткрыла дверь и тихо позвала её. Она не ответила, хотя я видела, что она в кровати. Я позвала снова, но она опять не отреагировала. Я испугалась, зная, какой беспокойный и чуткий сон у сестры, вбежала в палату, включила свет и подскочила к её кровати. Настя открыла глаза и, увидев меня, выключила плеер, лежащий возле неё.

      –Маш, ты чего?

      Я растерялась, не зная, что ответить.

      –Я подумала, тебе стало плохо. Ты не отзывалась.

      –Всё в порядке, музыку слушала. Что-то случилось?

      –Нет. То есть, да.

      Мы услышали скрип кровати – это проснулась соседка Насти. Она посмотрела на нас прищуренными