Про Хвоста. Сборник

Анри Волохонским в послесловии к «Верпе», 27 октября 1974 г., вполне соответствует действительности и основана на Алешиной рукописи. Действительно, в то время в Москве вдруг появился маленький сборничек переводов современной португальской поэзии. Так нам на сорок лет позже, но гораздо раньше, чем во многих других европейских странах, открылся Пессоа. Я была потрясена. Мое увлечение было таково, что я решила немедленно выучить португальский язык, чтобы читать Пессоа в подлиннике. Когда Алеша застал меня за этим занятием, его веселью не было конца, и он все спрашивал меня, а как же быть с испанским, ведь эти языки, наверное, так похожи. Вовсе нет, ничего подобного, говорила я и не могла остановиться, читая ему вслух:

      O mau aroma alacre

      Da maresia

      Sobe no esplendor acre

      Do dia.

      Falsa, a ribeira e’ lodo

      Ainda a aguar.

      Olho, e o que sou esta’ todo

      A nao olhar.

      E un mal de mim a deixa.

      Tenho lodo em mim —

      Ribeira que se queixa

      De o rio ser assim.

      Наверное, Алеша понял, что то, что так необыкновенно нравилось нам на слух, имело некоторое родство со словесной тканью его поэзии и с его живым, удивительным отношением к слову. Но особенно близок ему был сам тон интроспекции, пронизывающий творчество Фернандо Пессоа и его этеронимов. Явь сна и «божественная нереальность вещей», полная свобода от мира и его иллюзий, выраженные Пессоа, в сущности глубоко отвечали безнадежной, но и неунывающей проницательности самого Алешиного существа.

      Одно из самых моих любимых стихотворений Алеши тех времен – это «Воспоминание о плоде граната». Оно было написано, вероятно, в начале октября 1974 года, несомненно, до нашей поездки в Таллин в середине октября. Я люблю это стихотворение не только за поэтическую красоту и за чудесное выражение наших общих чувств, но еще и потому, что оно напоминает мне о моем детстве и о моем отце, Михаиле Владимировиче Муратове. Мой папа считал гранатовое дерево самым красивым деревом на свете, а гранатовый плод – самым прекрасным плодом на земле, и с детства я начала думать так же. Папа мечтал переехать из тяжелого московского климата в теплые страны, на юг, и жить, со всей своей библиотекой, в доме, окна которого выходили бы в гранатовый сад. Я рассказывала об этом Алеше и каждый раз, когда мы видели гранатовое дерево, шепотом говорила ему: «Смотри». И хотя этот тип поэзии, почти описательной и вдохновленной переживаниями другого человека, которые он впитал и сделал своими, очень редок в его творчестве, эта особенность породила тем не менее стихотворение необыкновенно тонкого художественного качества, увековечившее собирательный образ гранатового плода, зрелищем которого мы наслаждались, гуляя по крымским садам.

      Мой друг и глубоко любимый мною человек, Анри Волохонский, составил в 2005 году послесловие к изданию «Верпы». В сущности, это настоящий второй том сочинений Алексея Хвостенко, сделанный с огромной любовью и включающий его многие, и ранние и поздние, стихотворения. Хочу добавить здесь некоторые детали к этому послесловию, связанные с датировками стихов и обстоятельствами их создания.

      P.S.Так, два сонета, посвященные Р.Г., будущей третьей жене А.Хвостенко Римме, написаны в марте 1977 г. в Вене, под впечатлениями прогулок по венским паркам, в частности Бельведеру,