Золотые бархатцы. М. Тович

у нас у каждого свой индивидуальный голос: писклявый или низкий, с мягкими тягучими обертонами, с особыми звонкими нотками или, напротив, глухие, сиплые. А с возрастом все эти сопрано, меццо и контральто превращаются в скрипучие, как несмазанные петли, голоса. Интересно, когда это происходит? Вчера только щебетала девичьим голоском, а завтра уже скрежещешь, как ржавая труба. Или грустная метаморфоза происходит постепенно, незаметно в кутерьме повседневной жизни?

      Мои размышления прерывает резкий взрыв хохота за столом. Егорыч рассказал какой-то анекдот, который я прослушала. Криво улыбаюсь, стараясь сделать вид, что я тоже в теме.

      Пока шумный гогот не затихает, Света шепчет в мою сторону:

      – В 11.00 у неё массаж, отведем, заодно захвачу её медицинскую карту, посмотришь. Не хочу при ней обсуждать болезни, а то опять начнётся… – И она картинно прикладывает руку ко лбу и устремляет взгляд в потолок.

      Лидия Михайловна увлечена своим кавалером и не замечает наших шушуканий.

      Её тарелка чиста, а на лице довольная улыбка. Да, порой весёлая беседа и добрый друг действуют поэффективнее любой таблетки и микстуры.

      – Ну, как-то так. Обычные стариковские болячки. Ничего особенного, – Света захлопывает пухлую медкнижку.

      – Для такого возраста вполне неплохо.

      Мы сидим у кабинета массажа в больнице. Светлый пол сверкает полировкой, чистые белые стены отражают дневной свет, и коридор кажется ещё шире, чем есть на самом деле. Повсюду стоят горшки с высокими зелеными растениями. Их будто кожаные плотные листья словно натёрты воском. Всё вокруг сверкает чистотой и стерильностью.

      Наш разговор прерывает чувственная испанская мелодия. Света достаёт свой мобильный телефон, и со словами: «Мне так нравятся эти латиноамериканцы», нажимает кнопку ответа вызова:

      – Что? Разорвал? Полностью?!

      В трубке тихо слышны отголоски детского лепета.

      – Я же тебя за старшего оставила!

      Озабоченная мать отходит в сторону и делает мне жест, из которого понятно, что разговор будет долгим. Я подхожу к стеклянным входным дверям. Сквозь прозрачные окошки вижу группу постояльцев в разноцветных панамах. Рядом с ними медсёстры и медбратья: кто-то с тяпкой, кто-то с ведром. Они расположились вдоль выложенной узорчатым камнем дорожки. Один крепкий парень везёт тележку с рассадой, и желтые головки цветов раскачиваются в такт движению колес. Беззвучно шевеля губами: «Я выйду?» – указываю на дверь. Света одобрительно кивает и углубляется в чтение нотаций сыну.

      На улице – благодать. От вчерашней жары не осталось и следа. Вдыхая свежий, упоительный воздух, иду по одной из дорожек в сторону пожилых и молодых садоводов.

      Издалека замечаю высокую, широкоплечую фигуру в белой рубашке с закатанными рукавами.

      Не очень-то практично работать с землёй в белом, – скептически улыбаюсь я.

      Мужчина раздаёт указания молодым помощникам, что-то разъясняет постояльцам, протягивая