Сорок пять. Часть вторая, третья. Александр Дюма

лица не от румян, а это настроение не притворство.

      – И все ошиблись, государыня, – отвечал король, – я никогда не чувствовал себя здоровее.

      – Какому счастливому случаю, – спросила Екатерина с плохо скрываемым беспокойством, – обязаны вы этим улучшением здоровья?

      – Тому, что много смеялся, – отвечал король.

      Придворные переглянулись с удивлением, будто король сказал какую-то нелепость.

      – Много смеялись? Вы можете много смеяться? Это доказывает, что вы счастливы. – Екатерина сохраняла свою строгую мину. – А что стало поводом для такого веселья?

      – Надо вам сказать, матушка, что вчера вечером я ездил в Венсенский лес.

      – Я знала это.

      – А, вы знали?

      – Да, сын мой, все, что вас касается, занимает меня; полагаю, что этим я не сказала вам ничего нового.

      – Итак, я ездил в Венсенский лес; на обратном пути мои факельщики вдруг доносят мне, что на дороге сверкают мушкеты неприятельской армии.

      – Неприятельская армия на Венсенской дороге?

      – Да, матушка.

      – Где же именно?

      – Напротив пруда монастыря якобинцев, возле дома нашей доброй кузины.

      – Возле дома герцогини де Монпансье? – вскрикнула Луиза де Водемон.

      – Именно, возле Бель-Эзба. Я храбро приблизился, чтобы сразиться, и увидел…

      – О боже мой, продолжайте, государь! – не выдержала королева – она и вправду встревожилась.

      Екатерина ждала с тоской, но ни словом, ни жестом не обнаружила нетерпения.

      – Я увидел целое аббатство монахов, которые отдали мне честь оружием, бывшим у них в руках, и притом с самыми воинственными восклицаниями.

      Кардинал де Жуайез захохотал. Весь двор поспешил сделать то же.

      – О! – воскликнул король. – Смейтесь, смейтесь – об этом долго еще будут говорить! У меня во Франции десять тысяч монахов, и в случае нужды я сделаю из них десять тысяч мушкетеров. Тогда я выпрошу у его наихристианнейшего величества особую должность – командира постриженных мушкетеров – и отдам ее вам, господин кардинал.

      – Государь, я принимаю ее. Всякая служба у вас, государь, для меня приятна.

      Во время разговора короля с кардиналом дамы, соблюдая этикет того времени, встали одна за другой и, поклонившись королю, оставили кабинет. Королева со своими фрейлинами последовала за ними. Одна королева-мать осталась: в необузданной радости Генриха она увидела тайну, которую ей хотелось разгадать.

      – Ах, кардинал, – обратился вдруг король к прелату, который, видя желание королевы говорить с королем, приготовился уйти, – кстати, что сделалось с братом вашим, дю Бушажем?

      – Не знаю, государь.

      – Как – не знаете?

      – Я почти не вижу его или, лучше сказать, вовсе не вижу.

      – Я здесь, государь! – раздался из глубины кабинета тихий и печальный голос.

      – Э, да вот он! – обрадовался Генрих. – Подойдите сюда, граф!

      Молодой человек повиновался.

      – Вы ли это? –