Остров бабочек. Роберт Валерьевич Мальков

меня было некогда, ибо он разговаривал по телефону. Включив лампочку в прихожей, и на том спасибо, он только кивнул мне головой с редкими бледно-рыжими волосами, мол, проходи в дом. Я быстро скинул кроссовки и, пошарив глазами по обувной полке в поиске тапочек и не найдя таковых, отправился вслед Яшину старшему в одних носках с дыркой на правом большом пальце.

      Пока я здоровался, разувался, шёл по просторному коридору и входил в гостиную, он всё базарил по телефону, как неугомонный.

      – Нет, эту хреновину, ну трубу оцинкованную твою, так просто не возьмёшь. А? Я говорю, не возьмёшь простыми электродами. Илюх, ты слушай меня, что надо делать. Кондратыч тебе глупого не скажет. Вари рутиловым электродом мр-3. И снимай цинк до железа. И шов будет ровный. И разрушатся окисные формы железа. А цинк-то какой? Тфу! Наверняка с примесью олова. А что? не было другого? А? Дарёному коню, говоришь… Хотя какой тут нахрен дарёный конь? Скажи ворованный. Ты же, Илюха, цыган ещё тот! Ладно, ладно. А то ещё обидишься. Ты же у нас с принципами. Так, теперь слушай. У тебя сварочный инвертор в наличие имеется? Если нет, то можешь взять у Губанова. Он не откажет…

      Пока Геннадий Кондратьевич, погрузившись в мягкой диван с закинутой ногой, на которой еле держалась трясущаяся тапочка, трепался по телефону с Илюхой, я, не дождавшись приглашения, сам сел на стул рядом со столом, и занялся разглядыванием уже знакомой мне по нескольким посещениям гостиной. Метраж гостиной был где-то двадцать метров. В центре стоял квадратный неполированный стол с хрустальной вазой посередине, где сохли и пылились несколько веток благовещенских верб. Края стола были подозрительно щербаты. Видимо, хозяин о них открывал колпачки из-под пива или колотил о них воблу. Я подумал, если на сей стол постелить охристой бахромчатой скатертью, да ещё поставить канделябр с горящими свечами, то вполне на нём можно будет раскладывать пасьянс или в окружении благообразных спиритов вызывать, к примеру, дух мадам Блавацкой. По крайней мере, атмосфера гостиной к подобным занятиям располагала. У меня над головой висела люстра, состоящая из каплеобразных деталей. Наверно, такие же застывшие капли видят туристы в карстовых пещерах под Гаграми. По левую руку от меня выпячивалась стенка местного производства. За стеклянными дверцами одной половины лучисто блестел хрусталь и матово тускнел фарфор. За дверцами другой половины стояли новенькие, ни разу нечитанные книги. Всё собрания сочинений, чтобы цветовая гамма не очень пестрела. По правую руку стоял диван с развалившемся на нём хозяином дома. За диваном во всю стену висел ковёр с витиеватыми орнаментами – бессонный труд туркменских мастериц. Несколько картину портили дверь и окна, выходящие на балкон, где сохло бельё, в том числе синие безразмерные сатиновые трусы главы семейства. Я посмотрел вниз. По полу из мягкого линолеума полз паучишка. Это ещё не самый худший вариант комнатной фауны. Я уже начинал уставать от напряжения, которое, непременно, должно было возникнуть в течение нашей беседы,