Шелопут и прочее. Александр Сергеевич Щербаков

бином Ньютона. А людям помоложе, кому не повезло пережить в СССР приключение с внедрением в мозги оруэлловской идеологии социализма, попробую объяснить.

      Большинство обитателей страны были или симпатизировавшими или осуждающими наблюдателями того, как герои типа Солженицына, Сахарова, Григоренко, Орлова, Буковского, Новодворской и т. д., «штурмуют небо». Но большинство и тех, и других (в отличие от нынешнего плебса), за исключением клинических недоумков, знали цену официальной пропаганде. С 1966 года это знание нашло свое гениальное словесное выражение, выпорхнувшее из самиздатовского «Собачьего сердца»: «Если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет – не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И – боже вас сохрани – не читайте до обеда советских газет».

      Однако за неимением иных – приходилось. И за десятилетия существования человечьих организмов при законопаченных, казалось навсегда, форточках у советских читателей развился особый рефлекс разума – различать низкопробные пропагандистские издания, коих было большинство, и те, которые пытались донести, по возможности, правду мысли и жизни.

      «Комсомолка» была из меньшинства. По крайней мере, до определенного времени.

      Хочу загодя ответить на напрашивающийся вопрос непременного «проницательного читателя»: как все же относились люди к подловатым публикациям (я ведь и о них рассказал) в «хорошей» газете? К сожалению, многие – простодушно. Писали отклики. Но, по моему давнему ощущению, для большинства эти публикации, можно сказать, не существовали. Как это так? Да вот так. Деление на ноль. Осознание того, что в подлые времена при соответствующих хозяевах жизни «органы» (а газеты тогда были непременно только «органами» – парт– или комскомитетов, совдепов, министерств) без подлянки не могли физически существовать. Просто ее, необходимую, надо было распознавать. И не обращать внимания.

      И распознавали, и не обращали. Так что не надо подозревать в шизофрении автора книги. Это время такое было, шизофреническое.

      По причине именно таких его свойств фигура вышеупомянутого Феликса Овчаренко долго виделась мне нечетко, размыто, двойственно, как предметы в острой стадии инсульта, или как в стереоскопическом кино без соответствующих очков. Стилистика «памфлета» «В лакеях» с этим карикатурным «Полноте, господа!» не исключала возможность вынужденной игры в большевистскую непримиримость (как с «хлестаковщиной» про Евтушенко). Однако недавно прочитанное мной послесловие Бориса Панкина к дневникам А. Кондратовича разрушило эту иллюзию.

      «…ЦК партии прислал нам еще и «комиссара», Феликса Овчаренко, создав для него должность третьего заместителя главного редактора, курирующего литературу. Так была опробована «рокировочка», которую потом применили в «Новом мире». С участием того же Овчаренко, который в атмосфере Шестого этажа долго не продержался, но карьеру сделал. Скакнул аж в ЦК КПСС, где «курировал», вернее, отравлял жизнь именно «Новому миру».

      А я-то много