Страшное дело. Тайна угрюмого дома. Александр Цеханович

со стариком в белом летнем костюме и широкополой панаме, надетой немного набок.

      Типичное красивое лицо его с горбатым носом и седой эспаньолкой дышало добродушием и той старческой свежестью, которая характеризует с хорошей стороны всю пройденную жизнь. В руках старика была тростниковая палка с серебряным набалдашником, а руки – в перчатках. Это был граф Сламота.

      Татьяна Николаевна видела его раз, когда он подъезжал к вокзалу в коляске, видела очень близко, потому что вошли вместе и он в дверях уступил ей дорогу.

      Она тогда же рассказала мужу про эту встречу, и долго потом вспоминалось ей славное, типичное лицо старого аристократа.

      Татьяна Николаевна теперь опять стояла лицом к лицу с ним, на расстоянии каких-нибудь двух шагов.

      На лице графа застыло выражение смущения.

      Он видел, что глаза незнакомки (впрочем, как будто и знакомой, он видел ее где-то) прямо устремились на него и в них светились испуг, мольба и даже ужас.

      Еще напряг старик память, чтобы припомнить, где он видел это лицо, и вдруг, вспомнив, вздрогнул.

      Это была та женщина, которая на станции стояла на коленях перед арестованным мужем.

      С полминуты оба стояли молча, глядя друг на друга.

      Грудь Татьяны Николаевны высоко вздымалась от волнения, а граф не имел силы пройти мимо несчастной, сделав вид, что не замечает ее. Да и куда же она идет?

      Она шла уже по той дороге после перекрестка, откуда путь только вел к подъезду сламотовского дома.

      Стало быть, она имеет какое-нибудь дело к нему?

      И, не пускаясь в догадки, какое это дело, чувствуя только прилив жгучего сострадания к этой несчастной и теперь, видимо, растерянной женщине, граф мягко спросил ее:

      – Вы не ко мне ли, сударыня?

      – Нет, граф! – дрожащим от волнения и слез голосом отвечала Татьяна Николаевна. – Я к вашему управляющему.

      Лицо графа сразу изменилось.

      Седые брови его вздрогнули, и голова выжидательно опустилась.

      – Зачем? – так же тихо спросил он.

      – Я жена Краева, граф… Вам ведь все известно. О! Граф!

      Татьяна Николаевна упала на колени, и Сламоте больших трудов стоило поднять ее.

      – Граф, – задыхаясь, говорила она, – прикажите вашему управляющему принять меня… я хочу… Я должна говорить с ним с глазу на глаз. Я молю вас об этом. Я все равно сперва бы просила видеть вас, потому что он, наверно, не примет меня!..

      – Но зачем вам это свидание? Оно только еще больше расстроит вас и ничуть не поможет делу.

      – О нет! Это поможет мне! Поможет душе моей. Оно облегчит ее.

      Граф пожал плечами.

      Уже чересчур странно было то, что говорила эта женщина.

      На минуту в голове Сламоты мелькнула даже мысль, с добрым ли намерением идет она, не план ли мести обдуман ею. Не спрятано ли у нее орудие этой мести?

      – Послушайте, госпожа Краева, – вдруг как-то особенно мягко и задушевно сказал старик, пристально перед тем поглядев на молодую женщину. – У вас есть дети! Вы ради них должны совладать с