Разин Степан. Том 1. Алексей Чапыгин

хочу знать…

      – Она помеха и буйна. Сполни, не отстанет…

      Казак встал, поднял женщину, разомлевшую от водки и меда, снес, положил на кровать.

      – Ляжь – побью!

      – Бей! Люблю… бей, а побьешь – сзади побегу, битой любимым еще слаще любить.

      – Усни – приду скоро!

      Ушел, а женщина примолкла и, видимо, спала.

      И странно, когда гость прошелся по горенке, у него стало от хмеля мутиться в голове, ясные глаза налились кровью, а большая рука легла на рукоять тяжелой сабли. Перед ним кривлялся маленький седой горбун, на нем позвякивало железо. Казак забыл, что еще так недавно слушал горбуна, который сидел и говорил ему неслыханное; он топнул тяжелым сапогом и повелительно крикнул:

      – Пляши, сатана!

      Юродивый завертелся по горнице, горб его, подбрасывая крест, ходил ходуном, моталась седая борода, каким-то ржавым голосом старик напевал:

      Жили-были два братана,

      Полтора худых кафтана,

      Голова на плахе,

      Кровь на рубахе.

      Мясо с плеч

      Стали сечь.

      Ой, щипцы да клещи,

      Волоса да кожа,—

      Неугожа в крови

      Покосилась рожа!

      Зри-ка, жилы тащат.

      Чуешь? – кости трещат.

      И тихо-тихо продолжал:

      Две сулицы…

      Три сафьянных рукавицы…

      Дьяк да приказной,

      Перстень алмазной…

      Чет ударов палача —

      Бьют сплеча!

      Сруб-от в мясе человечьем,

      Тулово с увечьем…

      Кости, кости,—

      Ворон летит в гости,

      Кровью политый воз,

      Под пятами навоз,

      Идут в кровь, как в воду,—

      Честь сия от бояр народу!

      Аминь…

      – Дьявол! Худо пляшешь!.. – Гость было сбросил саблю на скамью, выдернул ее из ножен, и тяжелые сапоги с подковами лихо застучали по горнице. Он свистел, припевая:

      Гей, Настасья,

      Эй, Настасья,

      Отворяй-ка ворота!

      Распахни и со крыльца

      Принимай-ка молодца.

      У тебя ль, моя Настасья,

      У тебя ли пир горой,

      Воевода под горой.

      До полуночной поры,

      Гей, точите топоры!..

      Воеводу примем в гости,

      Воронью оставим кости…

      Ай, Настасья!

      Гей, Настасья!..

      Вторя свисту казака, сабля посвистывала, описывая круги. Старик испугался блеска сабли и разбойных посвистов, залез под стол. Казак, сделав круг по горнице, приплясывая, вернулся к столу. Неожиданно тяжелая рука с саблей опустилась на стол. Дубовый стол, разрубленный вдоль, зашатался и крякнул, доска распалась от удара – сабля глубоко врубилась в прочный дубовый столешник. От треска, стука и звона посуды, брызнувшей искрами со стола, проснулась пьяная женщина, приподнялась на постели, спросила:

      – Дедко, где звонят?..

      Испуганный юродивый, привыкший к шуткам, не мог не пошутить, ответил:

      – У Спаса, Ириньица!

      По