Игра с незнакомцем. Сборник рассказов. Виктор Николаевич Никитин

в марте – очень холодном, неуютном многое понимаешь, хотя по-прежнему можешь говорить только о смутном впечатлении кожи. В самом деле, слоняться по улицам без дела или просто заходить в магазины вместо того, чтобы после работы, как обычно, пойти домой, – это что-то вроде зуда, уступка случаю и воспоминание о былой беспечности. А начинается все с того, что поддаешься пасмурному, грязному небу и шагаешь через разбросанные там и сям пятна хрупких, врезанных в потемневшее стекло тонких льдинок, лужиц. Потом это надоедает. И происходит вот что. Я захожу в магазин. Сразу становится тепло, людно, звучит музыка. В одной из секций торгуют пластинками. Чавкая нанесенной с улицы грязью – серая, жидкая кашица под ногами, – я протискиваюсь к узкому прилавку, тяну руку, касаясь черного рукава соседа, чтобы ухватиться за корешок разноцветного конверта; рукав дергается, куртка соседа шелестит, он поворачивает голову – короткие стриженые волосы, шеи почти нет, готовые, на взводе, покрасневшие кругленькие глаза, да нет, разве это глаза, это же какая-то кабанья свирепость, и глухие толчки слов – резких, беспощадных, бесстыдных.

      Досталось же мне, давно я такого не слушал… Вероятно, что-то знакомое мелькнуло в его лице, иначе с чего бы это я приобнял его слегка и похлопал перчаткой по локтю: «Ну-ну… Что ты?» – «Мигом у меня отсюда вылетишь!» – добавил он, не меняя рядового, впрочем, выражения лица и вышел. Я еще некоторое время оглядывал ряды пластинок с видом беспечного ходока по магазинам, вечно праздничного лентяя и ротозея, даже попытался что-то насвистывать некстати, чем обратил на себя внимание стоявшей рядом женщины, тут же затих вроде бы, а сердце говорило: нет, не так все просто, сердечко подпрыгивало. Дошло наконец. Что же это такое? Оскорбляют среди бела дня, обзывают как попало, и где, в магазине, при людях, которые, правда, ничего не услышали из-за громкой музыки и сосредоточенности своей только на музыке, – а может быть, и слышали, слово в слово впитали, да только что уж вмешиваться – так, внутри себя где-то пожали плечами и приняли за обыкновение.

      Я не помню, как вышел на улицу, не помню, как шел, куда, держа в памяти глухой голос, который сбивался в мучительные повторы, ел мою уверенность в себе, и только в автобусе – меня спросили одно, я ответил другое, потом толкнули, я тоже толкнул, – в его скандальной тесноте я пришел в себя от рассерженного женского оклика: «Ты что, с, Луны, что ли?»

      Вопрос-огрызок. Довольно поношенная часть повседневности. Луна за окном автобуса показалась мне фальшивым, развязным мазком на прояснившемся небе. Очень спокойная, равнодушная… Хотел ей крикнуть кое-что, да раздумал. Разве услышит?

      Ну хорошо, теперь слушайте: я люблю Луну. Солнце мне напоминает об азбучных истинах, что-то вроде: «солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья» или «светит, да не греет». Оно похоже на официальные фанфары, обеспеченное настоящее и счастливое будущее. От него ждут вполне определенного поведения. Уже много лет я живу на Луне, захваченной и продолжаемой колонизироваться грубыми марсианами.