Пять ран Христовых. Юлия Викторовна Ли-Тутолмина

против двух десятков дул. Хотя нас было втрое больше. Кто оказался не задетым или, по счастливой случайности, надел панцирь, те похватали, что было под рукой… А потом… я не помню!

      – Вы не оставили в живых ни одного испанца! – восхищенно проронила Мадлен. – Но откуда у вас взялась мортира, откуда столько арбалетов и копий?

      – Мы должны были переправить оружие в Роттердам. Но теперь все потерянно! Осаду несчастного Лейдена не снять без оружия, на которое возлагались большие надежды. Простите, я не представился – Филипп Эгмонт.

      В этот самый момент, в повозку ворвался Гарсиласо.

      – Сын графа д'Эгмонта? – с полувопросом, полуутверждением обратился к юноше вожак. – Филипп Эгмонт! Так-так. А я терялся в догадках, знакомые черты.

      – Немало ли людей, носящих эту фамилию, – грустно ответил Филипп.

      – Однако немного столь похожих на своего отца – Ламораля д'Эгмонта, – потирая руки, ввернул цыган с ухмылкой и, обернувшись к Мадлен, добавил: – Серафим, ты свободен, можешь идти. Дальше я сам.

      Девушка кинула тревожный взгляд на юношу и вышла. Однако при выходе ее уже подстерегал Жозе, должный по распоряжению вожака препроводить пленника в повозку.

      – Прошу вас, одну минуту, – прошептала Мадлен, желая остаться и послушать, о чем будут говорить Гарсиласо и д'Эгмонт. Жозе, отрицательно покачав головой, взял девушку за руку.

      – Ну, пожалуйста! – взмолилась Мадлен слезным шепотом.

      Жозе щелкнул челюстями – он волновался и не знал, как поступить: выполнять приказ господина или просьбу девушки. Наконец он отпустил ее руку и, сделав пару шагов назад, протянул указательный палец к небу, дав тем самым понять, что ровно через минуту придется вернуться в повозку.

      Мадлен, не теряя времени, прижалась ухом к брезенту. Вот что ей удалось услышать:

      – …после казни отца, моя мать осталась без ничего. Она живет в Антверпене в доме торговца материи, с десятью моими младшими братьями с сестрами, – гневный голос Эгмонта перешел на хриплый шепот.

      – Дочь курфюрста пфальцграфа Иоанна фон Циммерн бедствует в доме торговца? – в хорошо разыгранном недоумении воскликнул Гарсиласо, который оказался как всегда блестяще осведомленным в тонкостях фамильного древа пленника. – Не пытайся провести меня, сопляк!

      – Как вы смеете мне не верить?!

      – Ах, эти царские замашки! Ими славился и покойный граф, – сыронизировал цыган. – И ты гёз? А ведомо тебе, что отец твой гонял этих самых гёзов, как поганых овец?

      – Видать, за это и лишился головы на Рыночной площади, – с горечью ответил Филипп. – Если хотите меня убить – убейте сейчас и будьте милостивы – поскорей! Но, ни флорина вам за меня не видать!

      – Это мы еще посмотрим, ваша светлость. На случай если твоя мать откажется платить, испанцы уж точно будут рады заполучить такого выродка, как ты… Хм… Испанцы… Хм… Мой старый друг Альба был бы чрезвычайно доволен, ежели бы к его ногам бросили одного из мятежных сыновей казненного им графа. Да вы просто находка, сударь!

      Тяжелые