Пять ран Христовых. Юлия Викторовна Ли-Тутолмина

золотые цепи, дети затыкали за пояса ножи и по двое тащили тяжелые мечи.

      Придя в себя, Мадлен обнаружила, что никто ее более не стережет. Оба орфа смешались с общей массой воодушевленных находкой соплеменников, которые, в свою очередь, рассеялись по полю.

      Неслышно соскользнув с повозки, пленница выбрала место, где цыган почти не было, и опрометью понеслась к лесу через все пространство усеянное трупами. Она старалась не глядеть по сторонам, но глаза невольно ловили перекошенные предсмертной агонией лица, истерзанные конечности, лужи крови и вывернутые внутренности. Запах мертвечины и гнили одурманивал, тошнота подступила к горлу, страх охватил члены. На полпути, не в силах бежать дальше, Мадлен остановилась и безжизненно опустилась на колени. Предательские мысли о смерти прорезали разум, будто слепящие лучи дневного светила темную плоть грозовых облаков и…

      Она обвела поле усталым невидящим взором, преисполненная намерением продолжить бег. Пальцы судорожно стиснули рукоять оказавшегося рядом ножа.

      Внезапно прямо у ее ног разжалась и сжалась в кулак чья-то рука. Мадлен обмерла.

      Живой!.. Он лежал придавленный тушей мертвой лошади, и едва пришел в себя, тотчас попытался избавиться от давящего на правую руку груза. Голову его покрывал старомодный бургиньот с опущенным забралом, грудь – стальные с испанским гербом латы, пробитые в боку обломком копья. Исцарапанные ноги и руки не были ничем защищены, кроме как разодранными рукавами полотняной сорочки и крестьянскими штанами неопределенного цвета. Мадлен кинулась на помощь, и кое-как ей удалось освободить несчастного от непосильной ноши. Застонав, он потянулся освобожденной рукой к обломку клинка, острие его, пробив в сражении сталь нагрудника, вспороло плоть от бедра до ребер. Из потревоженной раны хлынула кровь.

      – О нет, мессир!.. Нельзя! – вскричала девушка.

      Тогда рука раненного указала на шлем, и Мадлен поспешила его снять. Влажные, черные волосы упали на бледное лицо – лицо еще совсем молодого мужчины, юноши, едва ли года на два старше Мадлен. Полуопущенные веки дрогнули, помертвевшие губы раскрылись, чтобы набрать больше воздуха в грудь, затем чтобы, не зная того, разбередить истекающую кровью промоину в теле. Прорычав, юноша в латах вновь схватился за обломок, словно лишь в нем видел причину невыносимой боли, не понимая вовсе, что, избавившись от него, лишится жизни.

      – Молю вас, только не шевелитесь… – Мадлен насилу разжала пальцы раненного и отвела его руку в сторону. – Вам помогут. Только потерпите немного.

      Сердце девушки сжалось от сострадания к несчастному, не понимавшему в безумном неведении, откуда эта чудовищная боль. Она вскочила с колен и поискала глазами, что можно положить ему под голову. Брошенный рядом зеленый колет был тут же свернут вчетверо – это и послужило подушкой.

      – Не шевелитесь… – шепнула она и поспешила назад, к обозу.

      В одно мгновение долетела до обоза.