Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом. Илья Уверский

они сильно всех подкололи. Правда, не учли, что кто-то все запишет…

      Я понимаю, что мало кому интересен суд над Иосифом Бродским. Но тогда, я не смогу рассказать про первый звоночек, благодаря которому мы и сможем изобличить самый тайный заговор прошлого века!

      Началось все с того, что 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» была опубликована статья «Окололитературный трутень». Нет, не «Воинствующий старообрядец», как сообщил Мастер Ивану в главе «Явление героя». Хотя в ходе суда некий Николаев обвинил Бродского в том, что он «Воинствующий тунеядец», и этим заслужил громкие аплодисменты. Дело в том, что Бродского обвинили в тунеядстве и скрытой измене родине.

      Затем «Вечерний Ленинград» вновь опубликовал письма читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского». Далее – арест. В результате Бродский, испытывавший разрыв со своей любовью – Марианной Басмановой, и уже пытавшийся свести счеты с жизнью, получил сердечный приступ.

      Процесс был разбит на две части.

      Первая заканчивается тем, что судья Тяглова решает отправить Бродского на психиатрическую экспертизу. Прямо как у Пилата с Иешуа.

      В марте происходит второй процесс. На втором процессе под громкие выкрики и аплодисменты его неожиданно на ровном месте осуждают на 5 лет в исправительной колонии на основании упомянутых писем читателей, просто за то, что он поэт.

      Итак, режиссеры Судилища подсмотрели его сценарий в главе «Понтий Пилат» из «Мастера и Маргариты».

      Вот другие подробности, если кому интересно. Вначале судья спрашивает, есть ли у Бродского постоянное место работы (Пилат спрашивал про место жительства). Тот отвечает, что нет. Судья отмечает – тунеядец. (Пилат говорил, что бродяга).

      В самом конце первого процесса, когда Бродского решили отправить на психиатрическую экспертизу, он попросил бумагу и перо, в точности как Левий Матвей в конце главы «Погребение». Очевидно, что здесь режиссер флешмоба что-то перепутал, не в ту главу посмотрел. Или Иосиф Бродский вышел из-под контроля.

      На втором процессе в самом начале выясняется, что Бродский не читал свое дело. Судья вынуждена объявить перерыв, и его выводят ненадолго. Нет, это не был Марк Крысобой, и он его не бил.

      По возвращению Бродский сообщает, что целый ряд стихов, указанных в деле, ему не принадлежит, и просит исключить из дела старый личный дневник. В «Понтии Пилате» Иешуа говорит похожие вещи про дневник Лаврентия, ой, прошу прощения, Левия Матвея.

      Потом Бродский сообщает, что пишет стихи для будущих поколений. Хотя, если бы захотело, современное поколение тоже бы могло бы его читать. Га-Ноцри также говорит, что из-за путаницы его слова долго никто не сможет понять.

      Далее на суде долго обсуждаются языки, с которых Бродский переводит стихи. Пилат интересуется, на каких языках разговаривает Га-Ноцри.

      Далее Бродский называет некого Лернера, который написал статью в «Вечернем Ленинграде», лжецом. Здесь опять неточность, ведь это Пилат обозвал Га-Ноцри лжецом.

      Потом