Невинная девушка с мешком золота. Михаил Успенский

девушка. – Уж как я их от батюшки берегла. Надо было коромыслом его оглоушить, да чёрт его знает – вдруг у него под шляпой железный шлем?

      Одета она была в простое домотканое платье, лицо имела прекрасное, но очень суровое.

      – Кто ты, небесное создание? – с дрожью в голосе спросил Лука. – Уж не плод ли моих тайных юношеских грез?

      – Если бы я была плодом твоих тайных юношеских грез, – отвечала суровая девушка, – то звали бы меня не иначе как Дунькой Кулаковой. А так я Аннушка Амелькина.

      – Спасибо тебе, красавица, – и Лука отвесил ей полновесный земной поклон. – И не бойся меня, Аннушка, я – Платон Кречет, Новый Фантомас.

      – Не благодари, убивец, – сказала Аннушка Амелькина. – Только потому я тебя выручила, что ты меня от этого зверя уберёг. Но ты ведь и сам зверь, каких поискать! Так возвращайся в свою берлогу, зверь, продолжай грабить и убивать добрых поселян, влачи свою жалкую жизнь в крови и разврате! Кречет нашёлся! Стервятник ты, ворон пакостный! Прочь с глаз моих, не боюсь я тебя!

      – Навет! – страшным голосом вскричал Лука и закрылся от срама полой плаща. – Никого мы не убивали, не грабили! Это Филька с Афонькой!

      – Стыдно, баринок, на простых мужиков свою кровь стряхивать! Вся Еруслания знает, кто ты таков есть!

      – Это панычи-предатели свою пропагацию вели… – всё ещё пытался оправдаться несчастный, но уже насмерть влюблённый Лука.

      – А вольно ж тебе было с кем попало связываться! – свирепела красавица. – Ещё и оправдываешься, срамник! Сколько ты душ загубил, девок обездолил!

      – Никого я не губил, – горячо сказал Лука. – Даже этот гад, кажется, ещё шевелится…

      – Не подходи! – Аннушка замахнулась коромыслом, сама приблизилась к поверженному Микелотто, ловко сломала, наступив ногой в маленьком пёстром лапте, оба клинка. Потом вытащила из петель на камзоле все метательные ножи и высыпала в уцелевшее ведро.

      Атаман Платон Кречет, Новый Фантомас, не смел к ней шагу ступить.

      – Ты ещё здесь? – возмутилась Аннушка.

      – Я ведь сдаваться шёл… – пробормотал Лука.

      – Кому сдаваться? – не поверила красавица.

      – А этому… Бедному подёнщику, у которого одиннадцать детей. За меня ведь большая награда назначена, деньги ему не лишние будут…

      Аннушка рассвирепела ещё сильнее, хотя, казалось, свирепеть было уже некуда.

      – Бедный подёнщик, – наконец вымолвила она, – это мой батюшка. Подёнщиком его кличут потому, что пьёт каждый день, и бедные мы по той же самой причине. Батюшка, конечно, в доме всё уже пропил. А вот только совести он не пропивал! И ты, змей подколодный, полагал, что мы тебя царской страже выдадим? Мы, Амелькины? Ах ты, титька тараканья!

      С этими непригожими для девицы словами она таки схватила коромысло и принялась охаживать им несчастного Луку. Ответить ей атаман, конечно, не мог, поэтому он со злости изо всей силы пнул железноголового Микелотто, который надумал было подняться.

      – Ах, так ты ещё и лежачих бьешь? – заорала Аннушка и погнала Нового Фантомаса коромыслом по тропинке.

      Лука