Невинная девушка с мешком золота. Михаил Успенский

а ущерба там не знает.

      (Вот вам, турки, чёртов полумесяц!)

      И уж коли сыщется меж нами

      Доблестный юнак, что пожелает

      Самолично диво то увидеть,

      Так трудна ему дорога ляжет:

      Путь держать всегда от солнца вправо,

      От луны же – влево непременно.

      Без проводника крутись, как можешь!

      А с меня за слово не взыщите,

      Ложью попрекнуть и не пытайтесь:

      Мне о том сам Боскович поведал,

      А уж он-то знает всё на свете!

Мимица Обрадович из Вуковара

      – Передайте вашей невесте, что она подлец!

Николай Гоголь

      Конклав избрал нового папу, но – ужасное происшествие! – новоиспечённый папа тут же шмыгнул в камин, и римляне увидели, как он пролетел над Ватиканом, пользуясь крыльями, напоминающими самолётные!

Мишель де Гельдерод

      ГЛАВА 1

      – Великая Тартария по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут мунгалы, в другой – ниппонцы, в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются ерусланцами, а на нашем – тартарами. Тартаров отделяет от ниппонцев река Данаида, а от мунгалов – Тигр и Евфрат. Самые храбрые из них мунгалы, так как они живут дальше всех других от Провинции с её культурной и просвещённой жизнью; кроме того, у них редко бывают купцы, особенно с теми вещами, которые влекут за собой изнеженность духа…

      «Ну вот, – подумал молодой дворянин Лука Радищев. – Снова-заново. Дошли наконец до „Слова о полку Кесаревом, Кесаря Александровича“. Опять слушать эти позорные римские придумки – как нас Кесарь бил, а мы от него бегали. Хотя все знают, что всё было как раз наоборот. И нынче мы их бьём, и раньше били. И никакие мы не тартары и не мунгалы, не говоря уже об ниппонцах. Может, и народа такого нет – ниппонцы. Кто их видел? И рек таких нет, чтобы звались Тигр и Евфрат, а есть реки Потудань и Посюдань, и даже не реки, а одна река… Ох, напрасно меня батюшка в эту Церковно-Приходскую Академию отдал… Скорей бы уж Большая Перемена…»

      Как видно, мысли Радищева попали как раз в ухо Тому, Кто Всегда Думает О Нас.

      Во всех многочисленных церквах стольного града Солнцедара ударили колокола, а флюгеры на их куполах разом повернулись в другую сторону.

      – Большая Перемена! Большая Перемена! – тревожно загудели студенты.

      Лектор, отец Гордоний, побледнел, отшвырнул проклятую отныне и до следующей Большой Перемены книгу в дальний угол, достал из-под кафедры чёрную рясу, напялил её поверх светского кафтана, потом ещё раз нырнул под кафедру и обрёл там совсем другую книгу – не какие-нибудь там римские придумки, а «Повесть временного содержания» – исконную и подлинно ерусланскую летопись. Повесть носила такое название потому, что содержание её постоянно менялось по требованию очередного государя.

      Студенты, которым от этого часа и до следующей Большой Перемены надлежало именоваться учениками, терпеливо наблюдали за делами отца Гордония. Многие из них учились тут чуть не по десятку лет и пережили не одну Большую Перемену вполне благополучно, поскольку всё ещё числились в недорослях.

      Отец Гордоний самым тщательным образом приклеил полагающуюся по его нынешнему чину наставника бороду, потом усы. Усы были чёрные, а борода – рыжая. Но смеяться никто не стал: ужо ГЛАВА Академии, отец Мортирий, с него спросит за путаницу!

      – Итак, на котором месте мы остановились? – как ни в чём не бывало спросил отец Гордоний и раскрыл «Повесть» на первой странице. – Отроки! Друзья мои! Счастлив тот, кто знает буквы, которыми эта книга написана; ещё счастливее тот, кто их складывать может; счастливее же всех тот, кто умеет читать эту книгу. Из неё мы узнаем, откуда есть пошла земля Ерусланская…

      «Поспать бы, – зевнул про себя Лука. – Перемена-то Перемена, а всё одно да потому… И когда это кончится? И почему, как ни назови нашу землю – хоть Великая Тартария, хоть Гиперборея, хоть Многоборье, хоть Поскония, хоть город Глупов, хоть город Градов, – всяк в ней без труда узнает Ерусланию? Это просто чудо какое-то… Вон аглицкий сэр Томас Мор, так тот даже „Московией“ нас навеличил и черты идеального государства той Московии придал…»

      – …Земля наша велика и обильна, а ни наряда, ни ордера на неё нет! Всех живых князей мы уже перепробовали, осталось к усопшим обратиться. И обратились. И вот восстали из глуби земной три брата, три весёлых мертвеца: Жмурик, Трупер и Синеуст. У каждого из братьев один глаз глядел на нас, а другой – в Арзамас. Это ли не знамение! От старшего и пошёл род царский, Жмуриковичами именуемый…

      Между прочим, и сам юный Лука Радищев был маленько Жмурикович, но род их захирел, глаза смотрели как положено, и злобные соседи хихикали над Радищевыми: «Были в гербе три тетери, и те улетели!»

      Лука с тоской вспомнил старика-отца – вот он, высохший, облысевший, но всё ещё по-военному стройный, идёт по аллее захудалого их поместья – положить букетик первых сизых подснежников на могилку маменьки,