Невинная девушка с мешком золота. Михаил Успенский

капитана Бомона во главе со своим предводителем. Было это возле Папой забытой деревушки под названием Виана десятого марта, и день этот с тех пор считается праздничным, как и Первое мая – день рождения божественного Кесаря…

      – Вот молодец! Нам бы так!

      – И вам, панове банда, будет так, коли примете ватиканскую веру и бычьей головой храмы свои увенчаете… С тех пор дела Кесаря пошли на поправку: незримо хранимый и безмолвно благословляемый лежащим в гробу Папой и парящим в ночи Внуком Святым, он не только вернул отнятые недругами земли, но и покорил всю Италию, всю неверную Францию, а испанский король добровольно признал себя его слугой. Потом пришёл черёд Германских земель и далее на Восток… С тех самых пор и пошла гулять в простом народе поговорка: «Aut Caesar, aut nihil»…

      – Погоди, паныч, – с этими словами Лука вышел на поляну. – Ежели твой Кесарь такой победоносный, отчего же ерусланцы всегда лупят его кондотьеров в хвост и в гриву?

      – Пан атаман! – вскочил Тремба. – Честь Платону Кречету, честь Новому Фантомасу!

      – Слава! Слава! Слава! – тоже вскочили и дружно рявкнули разбойники.

      – Атаман спросил, – напомнил Лука.

      – Отчего? – Яцек Тремба растерялся, но ненадолго. – Да оттого, что вы воюете неправильно! Где же это видано, чтобы вместе с витязями шли мужики, вооружённые лишь вилами и косами да, простите, дубинами? Это не война, а нонсенс какой-то… Кондотьеры привыкли к тому, что мужичьё при виде их разбегается в страхе за своё ничтожное существование…

      – Тем не менее, – сказал Радищев. – И вообще, чему ты моих бойцов учишь, покуда атаман на утёсе себя народу демонстрирует? К чему ты клонишь? Вера у нас своя – пусть покуда несовершенная, зато искренняя. Но ни Кесарю, ни Папе его смердящему, ни Внуку незримому мы не кланяемся… Или забыли наш уговор, панычи? Так я напомню!

      С этими словами он схватил Яцека Трембу и Недослава Недашковского за вороты и потащил в избушку. В углу спал поэт, измученный ночным стихосложением.

      Будить его Лука пожалел. Панычей же он швырнул в другой угол и навис над ними самым угрожающим образом, как подлинный кречет над жалкими мышами.

      – Так вот какую вы «пропагацию» ведёте? Вот к чему клоните? К государственной измене? Чтобы мы, верные ерусланцы, да к Ватикану поганому…

      – Погоди, пан атаман, – ухмыльнулся Недослав Недашковский. – Лучше подумай, кем бы ты был без нашей пропагации? Штаны бы протирал в Академии?

      – Так, – подхватил Тремба. – Думаешь, Филька, Афонька и прочие к тебе по своей воле пришли? Это мы их на резон наставили. А деньги, думаешь, откуда берутся? А мужикам кто платит за приношения, а оружие откуда? Из Ватикана, от божественного Кесаря всё идёт. Ждёт он, ждёт, покуда народ вокруг тебя объединится. Тогда и ударим на Солнцедар с двух сторон, и сбросим с трона тирана, и тебя туда посадим как наместника и десницу Кесаря…

      – И то если народ примет, – буркнул Недашковский.

      – Как же не примет? – возмутился Лука. –