Замок на скале. Симона Вилар

в воспаленный мозг Бекингема, а затем среди воплей и грохота доспехов он все же различил имя – Майсгрейв.

      «Я где-то уже слышал о нем… Майсгрейв… Ах да – камень преткновения, разбойник из Пограничья…»

      Но додумать он не успел. Звездная ночь стремительно закружилась, и герцог стал проваливаться в черную глубину, где не было дна.

      3

      Нейуортский Замок

      – Febris accusio. Ignis fibrarum maximus est[34].

      Генри увидел силуэт склоненного над ним мужчины. Он не мог разглядеть черты его лица, так как позади пылал огонь и человек казался сумрачной тенью.

      – И вы считаете…

      Он не разобрал слов. В голове стоял шум, который то усиливался, то стихал.

      Теперь звучал уже другой голос – низкий женский, с легкой хрипотцой. Он даже подумал было, что говорит подросток, однако что-то в интонациях и строении фраз наводило на мысль о женщине. Она говорила на латыни, но смысл был ему безразличен… Зато звук этого голоса завораживал.

      «У нее, наверное, восхитительной формы губы, – почему-то подумал Генри. – Такие губы сладко целовать… Этот голос…»

      Он попытался открыть глаза – веки были тяжелее свинца, и все же он приподнял их. Полумрак… А вот и она. Бледное и нежное, как цветок, лицо под белым покрывалом и губы, пухлые и мягко очерченные. Они казались чуть великоватыми, но это не лишало их очарования.

      – Мой Бог, да он, кажется, пришел в себя!

      Она подошла ближе.

      – Вы слышите меня? Как вы себя чувствуете? Вы чего-нибудь хотите?

      Теперь она говорила по-английски. Генри попытался улыбнуться запекшимся ртом.

      – Я бы хотел вас поцеловать.

      Она казалась озадаченной, но вдруг рассмеялась. В ее смехе не было ни издевки, ни деланного возмущения. Генри тоже хотел бы смеяться вместе с ней, но откуда-то вновь нахлынула тьма, и он стал проваливаться, все еще слыша этот журчащий смех. Да, журчащий, словно струи маленьких водопадов в горных долинах Брекон-Бикона…

      Его чем-то напоили. Он пил с жадностью, ибо иссох от жажды. Было душно, хотелось содрать с себя одежду и броситься в воды Уска[35]. Порой, когда он приходил в себя, Генри видел каких-то людей и ту же прекрасную даму с чарующим голосом. Один раз он заметил среди них Ральфа Баннастера. Генри обрадовался ему как родному, хотел окликнуть, но язык присох к гортани, и он лишь невнятно прохрипел что-то и закрыл глаза, проваливаясь в небытие.

      Гораздо позже, когда тьма отступила, он огляделся. В небольшом, выложенном серым камнем камине ярко горели торф и смолистые корневища. У огня сидел его оруженосец и что-то хлебал, звучно чавкая, из глубокой деревянной плошки. Генри окликнул его:

      – Ральф, разве так должен вкушать пищу оруженосец родовитого вельможи? Мне стыдно за тебя. Ты хлюпаешь, как мужик, привыкший есть вместе со скотиной.

      Ральф Баннастер замер, не донеся ложки до рта. Улыбка растянула его рот до ушей.

      – О милорд! Вы пришли в себя! Какое счастье! А уж я-то боялся, что вы и впрямь помрете.

      – Но аппетит

34

Лихорадка усиливается. Очень сильный жар (лат.).

35

Уск – река в Уэльсе, протекающая вблизи замка Брекнок.