Замок на скале. Симона Вилар

трещинами, сводчатые потолки прогибаются и рушатся, а круглые мраморные колонны пустились в пляс… В ушах стоял гул, сквозь который пробивался какой-то неистовый крик… Кто-то звал его…

      – Сэр Генри! Ради всего святого, милорд, очнитесь! Да что же это!.. Сэр Генри!

      Ральф Баннастер тряс его изо всех сил.

      – Господи, сэр, я уже не знал, что и делать. Вы слышите меня? Надо бежать! Дуглас в Мелрозе!

      У Бекингема все плыло перед глазами, и он не сразу понял, что случилось. Но когда сообразил, вскинулся на ложе как ужаленный.

      – Что ты говоришь?

      – Истинная правда. Слава Богу, я проснулся, когда они подъезжали к сторожевой башне. Слышите, как тихо. Вьюга улеглась, на дворе такой мороз, что и саламандра околеет, любой звук за милю слышно. Вот я и поднялся, когда затрубили у ворот аббатства. Слышите, сэр, сейчас они как раз спешиваются.

      Несмотря на ломоту в суставах, Генри рывком поднял непослушное тело и, подойдя к узкому оконцу, осторожно отворил его. В лицо дохнуло холодом. Внизу в морозной мгле раздавалось бренчание сбруи и резкий скрип снега. Властный голос требовал позвать настоятеля.

      – Они только что приехали?

      – Да. Я слышал, как засуетились монахи и кто-то пробежал по коридору, крича, что прибыл граф Ангус.

      – Граф Ангус?

      До Бекингема только теперь стал доходить смысл происходящего.

      – Не может быть! Он повредил ногу и не способен передвигаться.

      – Говорят вам, он здесь.

      Генри вдруг прошиб пот. И отнюдь не из-за болезни. Он снова попытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь узкое, как щель, окно, но Ральф сказал:

      – Здесь вы ничего не увидите. Надо выйти в коридор.

      Кутаясь в плащ, Генри, следуя за Ральфом, очутился в сводчатом проходе, в конце которого было большое, в человеческий рост, окно. Прильнув к одному из менее заиндевелых ромбовидных стекол, Бекингем мог видеть силуэты людей во дворе, горящие факелы, тени снующих монахов, принимавших у вновь прибывших лошадей. В морозном воздухе голоса звучали отчетливо, однако разобрать слова было трудно. Генри во все глаза глядел на возвышавшегося посреди двора рослого всадника в меховом плаще. В серебристом свете звездной ночи и бликах факелов его фигура на высоком вороном коне казалась особенно грозной. Под меховой опушкой капюшона нельзя было различить лицо, однако спустя мгновение среди наполнявших двор звуков выделился рокочущий бас:

      – Клянусь семью страстями Господними! Долго ли я буду ожидать? Эй, монахи, куда девался ваш аббат?

      От этого голоса наблюдающим за Дугласом англичанам стало не по себе.

      – Сэр Генри, как вы полагаете, зачем он здесь? Святые угодники, смилуйтесь над нами!.. А что, милорд, если мы попросим покровительства у доброго аббата Ремигиуса? Может быть, он защитит нас от этого чудовища?

      В ответ герцог фыркнул.

      – Не забывай, что для аббата англичане – кровные враги!

      В это время сам настоятель, сопровождаемый