Русские сумерки. Олег Кулагин

что сразу становится ясно, куда исчезли растения.

      Из мутной пелены вырастает здание 42-й школы. Санька Деревянко там учился. Теперь не учится – торгует на рынке всякой ерундой. А школа стоит, целая, невредимая: с одной стороны – будто укрытая прозрачным, нетающим льдом, с другой – затянутая гигантским серым коконом.

      Несколько отверстий в коконе – как немигающие чёрные зрачки.

      Мы должны пройти мимо.

      Школу не обойдешь. Справа – всё в фиолетовой плесени. А левее – жёлтое облако окутывает развалины.

      И мы движемся прямо.

      Очень аккуратно. Бесшумно ступая по пыльному асфальту.

      Это сейчас главное – не потревожить…

      Я иду, затаив дыхание.

      Серый кокон уже близко. Я отчетливо вижу его неровную, бугристую поверхность. Какие-то мерзкие зеленоватые потёки – рядом с отверстиями…

      Нет, лучше туда не смотреть!

      Гляди под ноги, дурак. Вот, едва не споткнулся о кирпич!

      Хорошо, что толстый слой пыли гасит звук шагов.

      Тут всё ею покрыто – не только земля, но и машины, мёртвые детские качели…

      И нигде никаких следов – проходил ли тут вообще хоть кто-то, с тех пор как Сумерки убили город?

      Неужели мы первые?

      Или нет… Что это там угадывается в пыли? Лохмотья, оставшиеся от рюкзака? А рядом? Куски человеческого скелета?

      «Не поворачивай голову! Смотри перед собой. Главное – не потревожить!»

      Я строго следую этой директиве. И через пару шагов, будто на мину, наступаю на укрытую пылью раздавленную пластиковую бутылку.

      Звук кажется оглушительным!

      Отец резко оборачивается. Хватает меня за руку и ускоряет шаг, насколько позволяет его раненая нога.

      Холодный пот стекает у меня по шее. «Бум-бум-бум!» – бешено колотится сердце в груди.

      Но двор скоро закончится. Ещё немного, и мы скроемся вон за тем домом!

      Я отчаянно в это верю.

      И в этот миг грохот автоматной очереди раскалывает воздух.

      А спустя секунду – там, у Тропы – взрывается граната!

      Дребезжат уцелевшие стекла в пятиэтажке. Странный звук эхом долетает от 42-й школы.

      Серый кокон вздрагивает. Или мне кажется? Разглядеть не успеваю.

      Мы бросаемся к подъезду. Фиолетовая плесень бахромой свисает с козырька. Дверь открыта, но почти наполовину затянута смертельной дрянью.

      Лезть внутрь – глупо.

      Даже стоять рядом опасно! А отец накидывает капюшон своей «счастливой» куртки. И хрипло командует:

      – За мной!

      Он первым бросается под фиолетовую бахрому. Я проныриваю следом. От запаха плесени щиплет в носу, слезятся глаза…

      Мы взлетаем по ступеням. Отец на ходу срывает разъеденную куртку, швыряет её вниз. Фиолетовые побеги змеятся на лету, дожирая куртку.

      Хрустит под ногами скелет кошки. Второй этаж.

      Что-то происходит там, во дворе, – какие-то огни мелькают за грязными стеклами. И всё громче звук – будто к нам летит огромная муха!

      Ещё один этаж.

      Наконец-то открытая дверь квартиры! Её окна