Вечное возвращение. Книга 1: Повести. Сборник

черненькие…

      – Я бы хотела его увидеть.

      – Ой, Маруся. В общем, нельзя назвать красавцем. Ну, да я и не люблю таких, знаешь, парикмахерских усов. И румяных вот таких щек. И ты не любишь?

      – Да, я тоже не люблю.

      – Он…

      Господи, как я заболталась. Елена Ильинишна говорит:

      – Ну, золотце, кончили вы? Принимайтесь за работу.

      Противная эта Елена Ильинишна. И сухарей давеча нарочно попросила. Разговаривать теперь мешает.

      – Ой, Елена Ильинишна, извините, я так сегодня счастлива. И знаете, еще скоро Френев приедет. Ты знаешь, Маруся, я его прямо люблю…

      – Ну, хорошо, Феечка, давайте работать. Елена Ильинишна сердится.

      – Верно. Давай, Маруся, давай…

      А мама приготовит чай, когда приду домой. Господи, как я счастлива. И завтра утром тоже чай. Ах, мамочка, мамочка милая. Ты не знаешь, как я тут страдала… Хорошо теперь.

      17 мая.

      Сегодня получила первое жалованье. За полмесяца четыреста рублей.

      И совсем не рада, когда Тюрин, наш казначей, подал мне бумажки. Противно было класть в карман. Словно они привязали меня к карману. И теперь, когда лежат, я чувствую, что они шевелятся в нем. Папа, конечно, будет очень доволен. Будет говорить, что это первые, самостоятельно заработанные деньги, надо беречь и прочее… Неприятно все это как!

      И дома почему-то долго медлила отдавать их папе. Обедаю и ощупываю бумажки. Трудно почему-то для меня сказать, что получила деньги. Наконец, говорю хмуро:

      – Вот деньги… получка…

      – А-а-а, вот молодец дочка! Сколько?

      – Не знаю, считайте сами.

      Папа как будто не замечает моего тона. Аккуратно, до противности, свертывает каждую бумажку отдельно и тщательно, ровной кучкой, укладывает в большой черный кошелек.

      – …Молодец, молодец дочка. Помни: это твои первые самостоятельно заработанные деньги. Поди-ка, и самой приятно? Хе-хе-хе.

      18 мая.

      На папу совсем не повлиял мамин приезд. Даже как будто наоборот. Сегодня он нашел предлог и совершенно отделился от нас в хлебном пайке. Отделился… Какое страшное слово, и как холодно от него в душе!

      Сегодня должен был приехать Сережа. Я уже надевала шляпку, чтобы итти на службу, когда кто-то позвонил.

      Так рано Сережу никто не ждал. Мама пошла открывать дверь спокойно. И вдруг я вся задрожала от ее радостного крика: «Сереженька!».

      Не успела надеть шляпу и, держа ее в руке, понеслась на кухню. А Сережа в серой шинели стоит посередине кухни и улыбается.

      – Сережа, Сережа, как я рада…

      – Не слишком радуйся, сегодня вечером уже уезжаю на фронт.

      – Ой, Сережа, а нельзя послезавтра?

      – Нет нельзя, Деникин Москву возьмет…

      А сам поглядывает то на маму, то на меня, то на Борю и без конца улыбается. Потом, показывая глазами на мою шляпу, спрашивает:

      – Фея Александровна на службу идет?

      – Да, да, я уже давно служу. Ты не можешь представить, как не хочется итти.

      Долго я болтала ему всякий вздор. Он все слушал со своей мягкой улыбкой и шевелил своими румяными