Вечное возвращение. Книга 1: Повести. Сборник

все равно.

      Какая безграничная апатия и усталость охватывает меня! Все, все равно. Что это? Голос?

      – Фейка, чего дурака валяешь? Работать надо.

      Голос точно разрезает апатию и идет издали. Чувствую его как-то странно, точно в полусне. И, точно в полусне, чувствую, что медленно поднимаю голову и начинаю покачивать ею. И чужие, словно не свои слова:

      – Хлеба, хлеба, хлеба, хлеба, хлеба…

      – Фейка, не валяй же дурака!

      – Хлеба, хлеба, хлеба, только маленький кусочек хлеба…

      Кто-то тронул рукою за плечо. Смутно вижу золотистые волосы заведывающей.

      – Довольно. Работать же надо.

      И как-то сознаю, что надо же работать. И где-то, еще глубже шевелится стыд, что не удержалась, но голова все качается. Глаза не отрываются от золотистых волос:

      – Хлеба, хлеба, только маленький кусочек хлеба…

      Она махнула рукой, а я осталась сидеть с открытыми глазами. Смотрю в одну точку.

      – Хлеба, маленький кусочек хлеба…

      Потом смутно видела, что Маруська уходила куда-то. Не знаю, когда она опять пришла, но перед мною вдруг кусок хлеба.

      Слышу эти слова и хочу что-то вспомнить. Хочу, и не вспоминается. Бессмысленно гляжу на хлеб.

      – Фея, ешь.

      Откусила кусок хлеба и сразу поняла все. Как тысяча мух, ползет по щекам горячая краска стыда. Встрепенулась, как уколотая. Испуганно смотрю на Марусю, но хлеб крепко зажала в руке.

      – Ешь, ешь, ничего, ешь.

      И глаза у ней тоже испуганные, но ласковые. И все еще шепчет еле слышно:

      – Ничего, ничего, ешь, ешь…

      Чувствую, что по щекам текут слезы. Господи, Господи, до чего я дошла? Как нищая, прошу кусок хлеба!

      А тут еще рассерженный голос Елены Ильинишны:

      – Комедиантка!

      Этот голос и явный укор в нем почему-то не возмущают. Но я мучительно вздрагиваю от строгого, возражающего заведывающей голоса Маруси:

      – Так не притворяются.

      Весь день не смела поднять головы, а домой шла с чувством, что в душе ничего не осталось.

      Только – голод, голод и голод…

      27 июня.

      Хлебные перебои.

      Нашей жалкой нормы не выдают четвертый день.

      28 июня.

      И сегодня папа хлеба не принес.

      29 июня.

      И сегодня нет. А папа свои полфунта получает.

      30 июня.

      Хлеба не выдают седьмой день. Каждый день похлебка, похлебка и то, что украдем от папы. Он регулярно получает свои бронированные полфунта, а мы? а мы?..

      Сегодня едва дотащилась со службы от трамвайной остановки и сразу легла на кровать. Внутри огромная, серая пустота. Но где-то глубоко в этой пустоте теплится смутная надежда, что сегодня-то, сегодня он принесет за все дни.

      Звонок.

      Встаю, шатаясь. Неужели не принес? Неужели не принес? И вдруг цепенею от страшного, пронзительного голоса мамы, полного невыразимой голодной муки:

      – Опять не принес. Что за анафемская у вас лавка! Скоро с голоду все подохнем!

      И глухо слышен папин голос, злой, раздраженный,