Солнце на антресолях. Наталия Терентьева

на ручке двери широкий полосатый галстук, а на полу – брошенный огромный свитер и один носок. Даже если галстук и Венин – мало ли, то в носок Веню можно целиком запихнуть, потом завернуть раз восемь в свитер и отнести на помойку. Я вздохнула от собственных мыслей. Что, я на самом деле злая? Раз мне так все говорят. Ну злая, так злая.

      – Любовь – очень жестокая вещь, Нелли Егоровна, – сказала я ей. – Значит, он вас не любит. Напишите стихи о неразделенной любви. Другого выхода у вас нет.

      – Ты так думаешь? – Голос у Нелли Егоровны задрожал по-настоящему. – Он – меня – не любит?.. Господи… Ведь я догадывалась об этом… Он так смотрел на меня вчера вечером… Я еще думала – что этот взгляд означает…

      – Он – Веня… – на всякий случай уточнила я, а то вдруг она плавно перешла к рассказу о своем крупном муже.

      – Веня-а-а… – затряслась Нелли Егоровна. – Сидит, смотрит, как будто сказать хочет… И ведь я слышу его слова, все его признания! Он просто гордый, не подойдет, прямо так не скажет…

      – Веня? – еще раз переспросила я, чувствуя, что в голове у меня что-то покачивается. Может, я схожу с ума, а она нормальная? Как Веня может ей что-то сказать? А вдруг – может?

      – А сегодня… – продолжила Нелли Егоровна, вдохновленная моей реакцией. – А сегодня взял и покусал меня. Меня!.. Покусал!..

      – Может, от любви? – вздохнула я.

      – Ты думаешь? – Нелли Егоровна даже замерла. – От любви… Господи… А я-то… – Она стала нервно смеяться. – А я-то!..

      – Нелли Егоровна… ой… – Сейчас я поняла, что такое неладное с моей… как ее назвать? Знакомой. Или соседкой. Или – кто она мне? Работодательница?

      Нелли Егоровна увидела, что я смотрю на ее брови. Одна была накрашена толщиной в мой указательный палец, вторая тоже, но почему-то только до половины.

      – Что? – Она хохотнула. – Красиво? Можешь звать меня сегодня Леонид Ильич!

      Тут уже замерла я. Она что, правда с ума сошла? Кто такой Леонид Ильич? Она думает, что она – мужчина? А почему же она тогда добивается любви собаки по имени Вениамин? И рыдает оттого, что он ее не любит? Или у нее однополая любовь… Фу ты, какой маразм…

      – Не знаешь? Ты не знаешь, кто такой Брежнев? – Нелли Егоровна в голос захохотала, Веня по-пластунски вылез из-под скамейки, отряхнулся и с совершенно наглющим видом уселся напротив нас, не приближаясь, на хорошем расстоянии. – Что с вас взять! Потерянное поколение!

      – Потерянному уже двадцать пять лет, – уточнила я. – А мы – дети новой России. Мы уже себя нашли.

      – Где? На помойке? Мне рассказывали, что ты по помойкам ходишь! Ужас. С моими собаками гуляет человек, который потом по помойкам ходит! А если ты им блох принесешь? Клещей? Туберкулез в открытой форме? Туда все плюют, а ты копаешься руками, нюхаешь! Зачем тебе это? Расскажи мне, мы же с тобой подружки.

      Я хотела спросить, почему у нее одна бровь накрашена только наполовину и куда подевались ее настоящие брови – из волос, как у всех людей, зачем она их сбрила – или они просто выпали у нее? От неразделенной любви… Но спрашивать не стала, потому что Нелли