Мария Башкирцева. Дневник. Мария Башкирцева

случае я – ничто, я ничего не могу!

      – Ну, полноте, что вы притворяетесь! – говорю я смеясь.

      – Притворяюсь! – восклицает он, оборачиваясь с бешенством. – Всегда притворяюсь! Вот какого вы обо мне мнения!

      – Да, еще вот что. Помолчите, слушайте. Если бы в эту минуту проходил мимо какой-нибудь из ваших друзей, вы бы повернулись к нему и подмигнули бы ему глазом и рассмеялись бы!

      – Я притворяюсь! О! Если так… Прекрасно, прекрасно!

      – Вы мучите свою лошадь, нам надо спускаться.

      – Вы не верите, что я вас люблю? – говорит он, стараясь поймать мой взгляд и наклоняясь ко мне, с выражением такой искренности, что у меня сердце сжимается.

      – Да нет, – говорю я едва слышно. – Держите свою лошадь, мы спускаемся.

      Ко всем его нежностям примешивались еще наставления в верховой езде.

      – Ну можно ли не любоваться вами? – говорит он, останавливаясь на несколько шагов ниже и глядя на меня. – Вы так хороши, – опять начал он, – только мне кажется, что у вас нет сердца.

      – Напротив, у меня прекрасное сердце, уверяю вас.

      – У вас прекрасное сердце, а вы не хотите любви?

      – Это смотря по обстоятельствам.

      – Вы – балованное дитя, не правда ли?

      – Почему бы меня и не баловать? Я не невежда, я добра, только я вспыльчива.

      Мы все спускались, но шаг за шагом, потому что спуск был очень крутой и лошади цеплялись за неровности земли, за пучки травы.

      – Я… у меня дурной характер, я бешеный, вспыльчивый, злой. Я хочу исправиться… Перескочим через эти рвы, хотите?

      – Нет.

      И я переехала по маленькому мостику, в то время как он перескакивал через ров.

      – Поедем мелкой рысью до коляски, – говорит он, – так как мы уже спустились.

      Я пустила свою лошадь рысью, но за несколько шагов до коляски она вдруг поскакала галопом. Я обернулась направо. А. был позади меня; моя лошадь неслась в галоп; я попробовала удержать ее, но она понесла в карьер… Долина была очень велика; все мои усилия удержаться были напрасны, волосы рассыпались мне по плечам, шляпа скатилась на землю, я слабела, мне становилось страшно. Я слышала А. позади себя, я чувствовала, какое волнение происходило в коляске, мне хотелось спрыгнуть на землю, но лошадь неслась как стрела.

      «Это глупо – быть убитой таким образом», – думала я. Я теряла последние силы – нужно, чтобы меня спасли!

      – Удержите ее! – кричал А., который никак не мог догнать меня.

      – Я не могу, – говорю я едва слышно.

      Руки мои дрожали. Еще минута, и я потеряла бы сознание, когда он подскакал ко мне совсем близко, ударил хлыстом по голове моей лошади, и я схватила его руку, столько же для того, чтобы удержаться, сколько для того, чтобы коснуться ее.

      Я взглянула на него: он был бледен как смерть; никогда еще я не видала такого взволнованного лица.

      – Господи! – повторял он. – Как вы испугали меня!

      – О, да! Без вас я бы упала: я больше не могла удержать ее. Теперь кончено. Ну, нечего сказать, это мило, – прибавила я, стараясь засмеяться. – Дайте мне мою шляпу.

      Дина вышла из коляски, мы подошли к ландо. Мама была вне себя, но