Сны Бога. Мистическая драма. Мария Мелех

уже признался ей в любви, и это было искренне. Я был столь ошарашен ее появлением, что отрекся от всей предыдущей жизни – кроме живописи, конечно. Но самое поразительное было то, что в деле соблазнения и увещевания Глэдис мне с самого начала сопутствовала невероятная удача: несмотря на сшибающую с ног ауру настоящей «звезды», она отчаянно нуждалась в тепле, понимании и заботе. И, конечно, в своем круге она не могла отыскать и расслышать их средь холодного звона металла. Впрочем, она и сама лучше всего улавливала именно его, хоть и привязалась ко мне уже в первый месяц наших отношений.

      Мои родители восприняли новость о нашей помолвке с молчаливой неодобрительностью. Затем последовали вспышки открытого недовольства. Но, в конце концов, мне предоставили право совершить эту ошибку. Они боялись, что Глэдис испортит характер домашнего мальчика с необыкновенным чувством цвета, предпочитая забывать, что мой нрав и так был словно списан с образа обаятельного монстра из психологического триллера.

      На ее фоне я показался собственной семье невинным агнцем. «Она совершенно не из нашего круга», – вливали они в меня свой испуганный шепот, как будто пара ларцов с бриллиантами могла мне помешать. Я искренне недоумевал: как они не понимают меня? В нее невозможно не влюбиться. Это было бы такой же редкой разновидностью ненормальности, как количество людей, ненавидящих аромат розы. Глэдис благоухала и светилась красотой и аристократичностью. К деньгам она относилась исключительно как к средству, позволяющему проявить любовь к себе – никакой алчности, суетливости, перенапряжения. Благотворительностью не интересовалась, но это было простительно: главным объектом ее филантропии стал ваш покорный слуга. И все это – под блистательным налетом выверенного высокомерия, с тонкой ноткой – ах, вы слышите этот хулиганский пересвист, подобный звуку бьющегося хрусталя? – великосветской грубости и вульгарности.

      Джон, увидав ее, просто крякнул и, отведя меня в сторону, сказал: «Ах, ты ж, шалава голубых кровей…»

      А все остальное – искусно вплетено в мою жизнь, бежит венами по метрополитену плоти, ломает и оттачивает кости, рассыпается мушками перед глазами.

      Глава 7

      Это был дождливый, но теплый сентябрьский день. Почему-то почти все судьбоносные события в моей жизни, как сонные мухи липнут к осенним месяцам, с их перепадами настроений и коварством погоды. Может быть, это какая-то программа, заданная в детстве? Школьное расписание, обязывающее совершить рывок, усилие над волей, пока не выпал первый снег?

      К Джереми меня привела Глэдис. «Э-ээ… То, что ты рисуешь – прекрасно, Ники, но у тебя совсем нет чутья на актуальность, ты уж прости, – сказала она мне багряным вечером, точным движением высекая огонь из золотой зажигалки и прикуривая тонкую сигарету, своей длиной грозившую поспорить с ее аристократическими пальцами. – Он лучший и самый востребованный в Лондоне. У него студия на Челси-сквер, газеты каждый уикенд