Давай говорить за себя. Екатерина Беляева-Чернышёва

не дрогнут, но хладны, как лёд.

      Все предсказания – в круговорот.

      Ворот, воронка, крушенье и крошево,

      даже в финале не будет хорошего.

      Жёсткая корка, сухой переплёт;

      жанром предписан суровый исход.

      Ну а герои, предсмертно хрипящие, —

      будем же взрослыми! – ненастоящие.

      Был бы сюжет и словарный запас…

      Только обломки придавят и нас.

      Мы, рисовавшие жизнь как градацию,

      сможем сполна оценить кульминацию.

      И очевидность проглянет из тьмы:

      боги-создатели – это не мы.

      В руны сойдутся изломы веков.

      Необъяснимы причуды богов.

      Ночь, расколовшись, сверкнёт, как сапфир;

      за нами

      ветвями

      протянется мир.

2005

      «Жарко. Еле слышный ветерок…»

      Жарко. Еле слышный ветерок.

      Пыль тихонько топчется на месте.

      Что за счастье – посреди дорог

      выбирать свою на перекрестье!

      Всё молчит вокруг. Молчу и я.

      Помолчи, послушай вместе с нами,

      не пытайся эту тишину

      разбивать натужными словами.

      Всё и так понятно: травы, даль,

      холод молока из гулкой крынки.

      Чаша лета – золотой грааль,

      путаные тонкие тропинки.

      Где б ты ни был – распахни окно,

      сон сметая на размахе жеста.

      Столько счастья было нам дано —

      остальному не осталось места.

2002

      «Кто что скажет – всё неважно…»

      Кто что скажет – всё неважно.

      Знаешь, я живу однажды.

      Нет пути назад.

      Здесь в весеннем исступленье

      гроздья буйные сирени

      рвутся в небо – и, конечно,

      это искренней, чем вечный

      дивный райский сад.

      Быть кустом чертополоха —

      слушай, разве так уж плохо?

      Если ж там, где смерть,

      ничего – совсем – не будет…

      Что с того? Мы только люди,

      нам ли сожалеть?

      Дар короткий и бесценный,

      жизнь была как откровенный

      долгий разговор.

      Ну а если не хватило —

      значит, я жила вполсилы,

      верен приговор.

      Без оглядок и сомненья

      принимаю продолженье

      и конец пути —

      как безумие растущих

      дерзких короткоживущих

      помнить и цвести.

2003

      «То время тяжело далось…»

      То время тяжело далось,

      что ни беда – всё было мало,

      и день пронизывал насквозь,

      а ночь почти что добивала.

      одна держала на плаву

      любовь – неведомая сила.

      А я любила жизнь свою,

      твою – тем более любила.

      Но было всё, и всё – зима,

      и снег, и незакрытый ставень…

      И жизнь – отмерена сполна,

      и каждый час был жизни равен.

      А мир, как будто незнаком,

      сиял