Медный всадник. Полина Саймонс

в силах взглянуть на него. – Пойдем. Все это глупости.

      – Я тебе не верю. Говорил же, не встречайся с Дмитрием.

      – Я с ним не встречаюсь.

      Они переглянулись. И Татьяна уставилась на пуговицы его гимнастерки.

      – Да правда же, все это пустяки. Он пытался заставить меня посидеть с ним в саду.

      – Если это повторится, ты скажешь мне, договорились? – грозно произнес Александр, отпустив ее.

      Как жаль… хоть бы эти нежные сильные пальцы никогда не разжимались…

      – Дима – человек неплохой. Просто он привык к девушкам иного сорта, – пояснила она и закашлялась. – Послушай, я об этом позабочусь и думаю, такого больше не повторится.

      – Да? Как ты позаботилась о том, чтобы все объяснить родным насчет Паши?

      Татьяна долго молчала, прежде чем ответить:

      – Александр, я с самого начала сказала, что мне это будет очень трудно. Вспомни, ты даже не уговорил мою двадцатичетырехлетнюю сестру потолковать с родителями. Почему бы тебе самому не попытаться? Приходи к нам на ужин, выпей с папой и заведи разговор по душам. Посмотришь, как они это воспримут. Покажи мне, как это делается. Потому что у меня ничего не выйдет.

      – Ты не в силах убедить семью, но способна противостоять Дмитрию?

      – Совершенно верно! – пропела Татьяна, чуть повышая голос.

      Господи, неужели они ссорятся? Почему они ссорятся?

      В трамвае им удалось сесть. Татьяна держалась за переднюю скамью. Руки Александра были сложены на коленях. Он был мрачен и неразговорчив. Что-то его тревожит. Дмитрий?

      И все же они сидели близко, прижимаясь друг к другу. Его нога была твердой, словно высеченной из мрамора. Татьяна не отодвигалась. Не могла. Ее так и тянуло к нему.

      Пытаясь ослабить растущее напряжение, она заговорила о войне:

      – Где сейчас проходит линия фронта?

      – Движется на север.

      – Но это по-прежнему далеко. Ведь правда? Далеко…

      – О, мы не знаем, с кем имеем дело. Но скоро все станет ясно, – скороговоркой пробормотал он.

      Она прильнула еще теснее.

      – Александр, почему Дмитрий словно боится идти в бой? Ведь нам необходимо как можно скорее прогнать фашистов с нашей земли.

      – Плевать ему на немцев. Ему есть дело только…

      Он внезапно осекся.

      Татьяна выжидала.

      – Скоро ты поймешь, что главное для него – инстинкт самосохранения. Дмитрий считает его своим неотъемлемым правом.

      – Александр… что такое «неотъемлемое»?

      – Право, которого никто не сможет отнять, – улыбнулся он.

      – Неотъемлемое… я никогда не слышала этого слова раньше, – задумчиво протянула Татьяна.

      – Ты для этого слишком молода, – вздохнул он. Его лицо мгновенно смягчилось и стало еще красивее. – Как прошел остаток воскресенья? Что ты делала? Мама здорова? При каждой встрече мне кажется, что она вот-вот в обморок упадет от усталости.

      – Да, и к тому же на нее столько всего свалилось!

      Татьяна отвернулась к окну. Ей не хотелось снова заводить разговор о Паше.

      – Знаешь, я вчера выучила несколько английских слов. Хочешь послушать?

      – Хочу,