Ледоход. Елена Крюкова

твой приговор.

      Я знать хочу, какая сила —

      Пред тем же кованым крестом —

      Тебя помоями чернила

      И златом мазала потом.

      Я знать хочу, как месят войны.

      Я знать хочу, кто выдал план

      Концлагерей в полях привольных

      И гнойных пограничных ран.

      Как строят розовые тюрьмы

      И сумасшедшие дома.

      Зачем листы кидают в урны,

      От выбора – сходя с ума.

      Вы, плотники и хлебопеки!

      Медсестры и гробовщики!

      Вся ваша правда, человеки.

      Вам кривда будет не с руки.

      И в этом мире, где дощатый

      Настил – над пропастью прогнил,

      Я знать хочу, кто – виновато,

      Кто – без вины себя хранил!

      Кто двадцатипятисвечовый,

      Сиротский свет в ночи лия,

      Вставал с постели вдруг в парчовой,

      Заместо нищего белья,

      В пророческой, рассветной ризе,

      И разверзалися уста,

      Чтоб вытолкнуть слова о жизни,

      Где Правда,

      Кровь

      и Красота.

      ЛИТУРГИЯ СУМАСШЕДШИХ

      Манита пророчествующая

      …На ужин был кефир сегодня…

      Вот зеркала машинный дым —

      Дышу больничной преисподней,

      Сверкаю зубом золотым…

      Теченья вен – в чернильных пятнах.

      Во рту – соленый йодный вкус…

      Схожу с ума – вполне понятно.

      Да вот совсем сойти боюсь.

      Сестра!.. Боюсь одна – в палате…

      Мне закурить бы – тут нельзя…

      Халат – заплата на заплате —

      Со стула падает, скользя…

      Все спят… О, тело самолета —

      Оконной рамы черный крест…

      Лечу во тьму!.. Огня охота…

      И бельма стекол жжет норд-вест.

      Какие у стакана грани —

      Сожму в руке – раздастся хруст…

      На перекрестке умираний

      Одна остаться я боюсь!..

      Ох, шлепанцы на босу ногу…

      До двери, плача, добегу —

      Ну, помогите ради Бога —

      Одна я больше не могу…

      Я больше не могу на свете

      Одна! Ведь пытка это, Ад!

      Я плачу так, как плачут дети,

      Когда ведут их в детский сад!

      Во тьме тяжелой матерь вижу:

      Вот за столом сидит одна,

      И сморщенною грудью дышит,

      Хрипя, минувшая война,

      А сын – на нынешней, позорной,

      В горящих зубьями горах,

      Где звезд пылающие зерна

      Летят в земной кровавый прах,

      Где у хирурга под ножами —

      Тугое, юное, в пыли —

      Не тело корчится,

      а пламя

      Разрытой взрывами земли!

      Провижу – все вот так и будет:

      Ни веры нет, ни счастья нет, —

      И полетят, изверясь, люди

      Во тьму, как бабочки – на свет!

      Хлеб, чай горячий на дорогу,

      Прикрыть истертым шарфом грудь…

      О, как же в мире одиноко,

      Поймем