Ограниченный контингент. Тимур Максютов

колотилось, комок сухих слюней не проглатывался. Летевшие сверху искры причудливо расцвечивали царивший в Никитиной голове туман. Ему мерещился уютный продсклад, заботливо подстеленная на столе газетка, запотевший граненый стакан и бархатный голос начвеща:

      – Никита, пей! Испаряется же!

      «Испаряется. Выпаривается». К чему бы это?

      Никита потряс головой и заорал:

      – Долго ещё, воин?

      – Всё. Проверьте, тащ сташленант!

      Маслов с трудом забрался на верхотуру.

      – Бля, а вот здесь? Балбес, всё через жопу делаешь!

      – Пять сек, тащ сташленант! Отвернитесь, а то зайчика поймаете.

      Сержант шмыгнул носом и постучал электродом, ловя искру.

      Взрыв слышали, наверное, в Китае.

      Никиту швырнуло, ударило о цистерну и сбросило с четырёхметровой высоты. Лёжа на спине, он изумлённо наблюдал за летящим в зенит дымящимся сержантом. Сержант явно проигрывал в скорости злополучной крышке. Теряя сознание, Маслов подумал, что монголы без крышки цистерну точно не примут.

* * *

      – Никит, да плюнь ты. С кем не бывает.

      – Да ни с кем не бывает. Все знают, что цистерну выпарить надо было. А я забыл, потому что хотел поскорее сюда свинтить и вмазать. Алкаш я, понимаете вы или нет!

      Никита заплакал, размазывая грязные слёзы перебинтованными руками. Впервые за многие годы в нём, кажется, плакала не водка, а он сам.

      – У пацана этого перелом позвоночника и пятьдесят пять процентов ожог. Из-за меня! Если он не выживет, я и сам жить не буду! Вон спиртом этим обольюсь и подожгу себя к едреней матери! Вместе с вами и с этим долбанным складом!

      Начвещ наклонился к начпроду и сипло зашептал на ухо:

      – Слышь, его нельзя одного оставлять. Точно ведь и себя, и бухло погубит. Надо его вусмерть напоить, чтобы расслабился.

      – Так шесть часов уже, сейчас караул придёт склад под охрану принимать.

      – А ты прапору своему позвони. Пусть он нас снаружи закроет и опечатает. А утром заберёт.

      Начпрод хмыкнул и начал накручивать ручку телефона.

* * *

      Вертолёт с заместителем командующего тридцать девятой армии по вооружению приземлился в восемь вечера. Генерал-майор Водолазов был вне себя. После ЧП на армейской рембазе он получил вёдерную клизму от командующего и очень неприятный звонок из Читы. Разбираться надо было самому и на месте.

      Обматерив начальника рембазы, он потребовал к себе организатора салюта. Посыльные сбились с ног, но Маслова нигде не было. Кто-то предположил, что истерзанный начальник ГСМ зализывает боевые раны в госпитале.

      Не нашедший истинного объекта применения, гнев генерала рвался наружу, как понос при дизентерии. Водолазов попёрся по территории базы, тыкая полковника носом, как напустившего лужу щенка.

      – Почему бордюры не крашены? А это что? Деревья должны быть побелены на метр десять от грунта! Неудивительно, что у вас цистерны взрываются и солдаты по небу летают! С такими бордюрами вы скоро все туда улетите, к едреней матери!

      Увидев