Акука. Владимир Александров

чёлкой трясёт, губами к его мокрой щеке тянется, но не достает – цепь не пускает.

      Так и стоят. Один кричит, другая кивает.

      …Просто и ясно жить в деревне. А заблудиться можно у самого дома. Тогда всё перед глазами смешается. Весь мир за минуту превращается в бескрайний луг да в непроходимые заросли сирени. Ни дома, ни следов к дому.

      Мальчишкина рука с кружкой тянется к большой теплой лошади. А травы за ноги держат.

      Доверчивая душа лошади жаждет познать братскую душу своего маленького гостя. А цепь не пускает. Тёплое дыхание лошади не успевает сушить горькие слёзы мальчонки.

      Прибежали мы на крик. Освободили Антон Антоныча из плена травяного и очень удивились: он почти не разлил молоко!

      Взялись всё трое за руки, подошли к лошади. Вылил я молоко в бабушкины ладони, лошадка втянула его мягкими губами и языком прошлась по ладоням.

      Когда-нибудь я расскажу внуку эту историю.

      Надо знать, что тебя любят

      А могу и другую рассказать, похожую – про птенцов куропатки.

      …Тучи плывут над вечерним ячменным полем. Бежит в ячмене семейка маленьких куропаток – десять штук. Маму догоняют.

      Робкая серая стайка в густом жёлтом поле.

      Ворона боятся. Лисы бояться. Шмеля боятся. Ветра боятся.

      Бегут, падают, друг на друга натыкаются, маму зовут. Крылышки топорщат, сами себе мешают.

      Легко в высоком ячмене заблудиться.

      Но перед самым заходом солнце разорвало тучи, наклонилось к ячменному полю осветило его так, что стало все видно!

      И птенцы весело побежали на крик матери.

      Повзрослеет Антон Антоныч хотя бы ещё на один месяц – сам найдёт в травах дорогу домой. И до лошади сам дойдет.

      Сирень будет душистым маяком. Липа старая маяком-жужжащим: в ней пчелы работают. Сухой тополь – вороновым маяком, с него ворон на бабушку смотрел. А малинник дикий на берегу Першокшны пусть будет маяком сладким.

      Пойдёт мальчишка к лошадке и почувствует, как к нему прикасается Сама Жизнь. Душистая, цветная, поющая, летающая, текущая, светящаяся. Почувствует мальчишка, как любят его вода и воздух, день и вечер, земля и травы, ночь и утро, дом и бабушка, луга и облака.

      А потом пусть ещё месяц пройдет, и поймет Антон Антоныч главное. На самом-то деле надо знать очень немного.

      Надо знать, что тебя любят. Надо понимать, что твоя кожа, а что только одежда твоя.

      И мир, любя, прикоснётся к твоей сути – к самому главному в тебе.

      Ты поймешь это, не волнуйся.

      Ласточки утром

      – Антон, вставай! Ласточки играют.

      Прозрачным солнечным утром в высоком небе играют касатки – деревенские ласточки.

      Лихо планируют друг другу навстречу, гладко расправив крылышки. А то идут рядом, все вместе и вдруг веером расходятся над землею с весёлым свистом.

      Блестят на солнце перламутровые грудки. Переливаются под солнцем иссиня-чёрные головки и крылья. И всё же в солнечном