Ветер. Таня Трунёва

из больницы, она отправилась к бабе Стёпе на ферму. Вести от сестры были скупые: «Новостей нет. Хожу в больницу каждый день, но к девочке не пускают. Напишу.»

      Слыша, как ни о чем не подозревающая баба Стёпа молится на ночь: «Прости нам грехи вольные и невольные…", Катя вся в слезах шептала: «Прости…»

      На исходе лета Катя вернулась в Усолье и устроилась на почту телеграфисткой. Поступать в институт она решила на следующий год. Теперь неразлучные сёстры жили вместе в той же Светкиной комнате. Девочку по-прежнему держали в больнице, и Света «обхаживала» заведующую подарками и деньгами, надеясь на особое отношение.

      Как-то тихим тёплым вечером Света вернулась с работы сияющая:

      – Завтра ляльку забираем. Выжила твоя дочка! Она уже почти четыре кило. Здоровенькая!

      От волнения у Кати пересох рот и подкосились ноги. Эти два месяца, каждый день и час, она думала про дочку, ненавидя себя за слабость.

      Две русые головы, затаив дыхание, склонились над малюткой. Катя, впервые увидев своё дитя, не могла сначала слова сказать и вдруг, взволнованная, зашептала:

      – Доченька, прости меня! Мне нужно тебя растить, милая. Кровиночка моя! Теперь уж в институт торопиться не буду, лучше на заочное.

      – Смотри, она не в нашу породу: реснички и глазки чёрные, бровки, как нарисованные, – вся в Кольку. Я ей имя дала – право на это имею – назвала её Ариадна в честь той, которой Зевс бессмертие даровал. Раз выжила девочка – пусть носит это имя! – заключила Света. – Ты завтра на работу иди, а я её на ферму отвезу. Там баба Стёпа девочку на козьем молоке вырастит, как нас когда-то.

      – А что скажем? Откуда она взялась? – робко спросила Катя.

      – Про Кольку, конечно, молчать надо. Наша она! Твоя и моя! А откуда взялась – да откуда и все дети берутся… – хихикнула неунывающая Светка.

      Деревенские кумушки пару недель судачили, перемалывая новость о таинственном появлении на ферме малышки, но так и не выведали, кто же её мать. Диковинное имя «Ариадна» не прижилось среди местных. Девочку стали звать Арина. Подрастая, она называла мамой обеих сестёр: мама—Катя и мама—Света.

      Встреча

      Шум французкой столицы ласкал наши уши.

      – Да… а, Танюш, я тебя помню. Только не Катя я давно и не Семёнова, – хрипло выдохнула женщина, медленно продолжив. – Но это не так важно сейчас. Я ждала тебя, Танюха. Ну-у, не совсем тебя, но кого-то, с кем поговорить можно. Видно пора пришла высказаться.

      Она порывисто приблизилась ко мне. Тонкий шарф сполз с её шеи, обнажив широкий шрам, белой полосой упирающийся в подбородок.

      – Вот встреча-то! Просто не верится! Как в кино… – приговаривала Катя. – Давай это отметим. Да и рассказать многое хочется.

      Невольно взглянув на её шрам, я спросила:

      – Что случилось с тобой? Несчастный случай?

      – Да, Танюша, очень несчастный: воевала я. В Чечне воевала, – тихо обронила Катя.

      Я удивленно вздрогнула:

      – Каким же