Ветер. Таня Трунёва

испачканную простынь; их прощание на вокзале, оборванное торопливым поцелуем и робким объяснением:

      – Прости, Катенька, не знаю, что на меня нашло. Как не в себе был…

      И её ответное:

      – Не кори себя, Коля! Я тебя с первой минуты полюбила, как увидела. Вины твоей тут нет, и тайна эта только наша. Никто не узнает.

      Катя часто вспоминала все подробности той запретной близости. В ней теперь родилось что-то новое. Чувство притупленного стыда и одновременно азарта, как у карманной воровки, впервые заполучившей чужое и желанное. И ещё – всезатмевающая любовь, от которой она уже не страдала, а любовалась как чем-то своим, естественным. Так любуются своим отражением в зеркале повзрослевшие девочки…

      Перемены

      Будни на ферме шли своим чередом. Катя со Светой приезжали каждые выходные помогать по хозяйству. Света, окончив курсы, работала в элитном баре. Общительная и весёлая, она быстро обзавелась нужными связями и частенько радовала близких гастрономическими деликатесами: французскими сырами, десертами, заморскими фруктами, непривычными в сибирской глубинке.

      – Ты, Катька, поправилась очень на бабкиных-то разносолах. Я тебе, пожалуй, свои юбки отдам, – засмеялась Светка, глядя на налившуюся грудь и раздавшиеся бёдра сестры.

      – А я вижу – с лица что-то сошла, вид замученный, – заметила Вера, Светкина мать. – В школе трудно? Ведь год выпускной! Не заболела ли?

      В Усолье Светка снимала комнату в частном доме. Простая обстановка; кровать, сервант, да стол со стульями. Стены украшены фотокопиями шедевров по мифическим сюжетам. Тициановские Венеры и Дианы, округлыми формами напоминающие хозяйку картин, праздно белели ноготой.

      Свежим летним утром Света радостно встретила сестру на пороге и провела её на кухню.

      – Я поговорить пришла, – Катин голос срывался. – Не знаю, как и сказать… Беременная я…

      Встряхнув русыми кудрями, Светка уставилась на сестру.

      – Ты? Как? От кого? Что ж молчала до сих пор?! Неужто солдатик, что с тобой заигрывал? Тот, из стройбата? Когда ж вы успели?

      Катя вздохнула, пряча глаза:

      – На каникулах. В Иркутске.

      Светка сначала вскочила, потом села, запричитав сдавленным шёпотом:

      – Неужели с Колькой?!

      Уловив согласие в печальных глазах сестры, продолжила:

      – Стыд-то какой! Нелька ведь тётка нам, и он нам родня! Как это тебя угораздило?! На каких каникулах-то? Ты ведь туда и зимой, и весной ездила.

      Катя молчала, с обидой вспомнила встречу с Колей весной, когда он, сжав ее руку и виновато глядя в глаза, твёрдо сказал: «Не приезжала бы ты лучше, Катя! Жена у меня. Забыть это надо…»

      – Да сколько месяцев у тебя? – не унималась Светка. – Ну, с зимних не может быть: видно бы было… Ты что, сама не знаешь? Вот дура! Так вот без матери расти, да и без отца тоже. Григорий как женился во Владивостоке, так раз в год только