Имаго. Тьма придет на рассвете. Элен Фир

согласилась я, – еще я выяснила, что бесплодна.

      Джи подавилась остатками мохито и шумно закашлялась, прижав ладонь к губам.

      – Что?! – взвилась она. – И ты мне ничего… Ничего не сказала!

      – Я хотела оставить это в тайне, – горько произнесла я, пряча взгляд.

      Женевьева смотрела на меня влажными глазами, ее нижняя губа дрожала. Я чувствовала себя на грани, поэтому просто опустила взгляд в рюмку. Вспышки света расплывались в слезах.

      – Моя милая, – Джи обняла меня и уткнулась подбородком в моё плечо. – Именно поэтому у тебя нет парня?

      – Кому я нужна? – голос надломился, и девица через два табурета от нас мутными глазами уставилась на меня. – Я просто скорлупа, шелуха… Я никогда не подарю ему его копию, не стану матерью…

      – Какая ты глупая! Тысячи женщин живут с бесплодием, любят и создают семьи! Ты знаешь, сколько детей в детдомах? Почему бы не усыновить или удочерить кого-нибудь?

      – Но ведь это не одно и то же! – заплакала я, размазывая косметику по лицу.

      Джи хлопнула мне по рукам и протянула влажную салфетку – упаковка предусмотрительно стояла под барной стойкой.

      – Чужих детей не бывает, – прошептала она, и даже за грохотом музыки я услышала её голос. – Не думай обо всем этом так глупо, не рви себе сердце – всегда есть шанс начать жить заново.

      Я взглянула в ее добрые голубые глаза, полные тревоги и любви, и шмыгнула. Она грустно улыбнулась, протянула мне еще одну салфетку и жестом подозвала Руперта.

      – Воды, пожалуйста.

      Глядя на Женевьеву, я вдруг переосмыслила все то, что мучило меня все это время. Я не имею права ставить крест на себе только потому, что бесплодна. У меня не будет дочери с моими глазами – но будет ребенок, который полюбит меня даже сильнее, чем родной, ведь я спасу его от одиночества и ощущения собственной ненужности.

      Посасывая край стакана с водой, любезно предложенного Рупертом, я вдруг сделала то, чего не делала очень давно – начала мечтать. Я представила себя за плитой, жарящую оладьи, а сзади сонно клюёт носом мой сын. Я отвожу его в школу. После мы идём в пиццерию с Джейкобом и Холли, и она взахлёб обсуждает с Чарли (так хочется, чтобы сыночка звали так же, как и моего отца!) последнюю серию молодёжного сериала. Хэллоуин. Мы вместе выбираем костюм, и Чарли заявляет, что хочет быть пиратом. Рождество. Он открывает коробку и бурно радуется машинке на дистанционном управлении. Он взрослеет, впервые бреется, стесняется подростковых прыщей, приводит в дом девушку, которую, мучительно краснея, представляет мне. Мы разговариваем, едим мой пирог… И кому какое дело, что я не умею готовить? Научиться никогда не поздно! Грезы относят меня за потолок с его цепями, под самые облака и даже выше.

      – Привет.

      Я вздрогнула, повернула голову налево и увидела вдруг те самые большущие глаза. На этот раз он облачился в старую чёрную футболку с логотипом Joy Division, на голове царил симпатичный