Старые фотографии. Елена Крюкова

не было.

      Куда-то убежал. Исчез.

      Грохот продолжался там, далеко, над головой. На земле. В ином мире.

      А он – под землей, в яме.

      Сейчас его засыплет снегом, и поминай как звали.

      Белизна. Покров.

      – Мы Тарусу возьмем, ― сказал ледяными губами.

      Поднялся на руках над смиренно лежащим рядом с ним телом.

      Гошка Фролов глядел в небеса.

      Лед синих радужек. Незнакомая улыбка. Удивление.

      Гошка и мертвый не верил, что мертвый он.

      Коля протянул красную на морозе руку, как у вареного рака клешню, и закрыл Гошке ледяные глаза.

      Лежал бессильно, раскинув руки, повторяя мертвых.

      Не понять, кто мертвый, кто живой.

      Снег запорошил винтовку. Вечер катился бочонком пьяной тьмы. Он чувствовал себя внутри ямы, как в трюме. В сиротьем трюме земли. Главный груз – трупы.

      Мы родились на земле, по ней ходим, и в нее ляжем. Все правильно.

      Раньше или позже – это уже другой вопрос.

      Стащил с головы каску. Накрыл ею лицо.

      Подшлемник и железо пахли спиртом.

      Они все пили спирт ровно час назад.

      Его нашла сестричка медсанбата. Уже к утру.

      Белый свет тек от снегов.

      Сестричка шарила в яме лучом фонарика. Николай пошевелился. Сестричка ахнула, сползла в воронку, подхватила Колю под мышки. Она маленькая, а парень рослый. Как его до верха дотянуть? Надрывалась. Ревела. Слезы ладонью размазывала. Коля застонал и сказал:

      – Пусти. Я контужен. Пуля меня обошла. Сам пойду.

      Сестричка засмеялась от радости.

      Они вместе ползли из ямы – наверх, к снегу, к звездам.

      Выбрались. Коля повел головой – и увидел по полю: трупы, трупы.

      Поле мертвецов.

      – Ты это запомнишь? ― спросил, на медсестру не глядя.

      – Да, ― сказала девочка, пряча седую прядь под ушанку.

      «19 декабря 1941 года сорок девятая армия под командованием генерал-лейтенанта Ивана Григорьевича Захаркина взяла Тарусу и двинулась на Калугу и Малоярославец».

      Из военных сводок зимы 1941 – 1942 гг.

      Ник с гитарой около портрета боцмана на «Дежневе».

      Февраль 1942 года

      Диксон

      Его перевели с Тихого океана на Северный морской путь.

      Из тепла – да в холодище.

      Все тут, как он и воображал: льдины до облаков, ночное небо – сажа и ультрамарин, торосы встают то ножами, то веерами. Вечерами на западе прорезает синь и черноту плотных туч ярко-алая, слепящая полоса страшного заката. Такой закат увидишь однажды – и больше никогда видеть не захочешь. А тут он каждый вечер.

      Так жизнь падает в ночь. Неотвратимо.

      На Севере он лучше и безусловнее ощутил смерть. Не разрывы снарядов, не дикий вой авианалета, не грохот разорвавшейся бомбы – там, под Москвой, все ясно было, понятно, откуда ноги у смерти растут. Здесь все в полном молчании. Лишь ветер свистит в ушах. А море – безмолвно. Смерть вырастает не рогатой миной из-под воды, не серой