Полтора килограмма соли. Татьяна Леонтьева

Алиса Але… Александровна! Ну вот же передо мной вы – образец для подражания. Я думала, что я смогу от корректуры перейти к редактированию, от него – к верстке… Чтобы все уметь, понимаете? Чтобы всю книжку уметь сделать – от и до. Ну разве что не написать…

      Кстати, а почему бы и не написать?

      – Таня, а какой в этом смысл?

      – Ну вот вы. Вы же…

      – Таня. То я, а то – вы.

      Как черту подвела. Я оторопела.

      – Если вы будете хвататься за верстку и тем более за графику, вы станете в текстах просто-напросто ко-ся-чить.

      Я вернулась домой вся в слезах, стараясь унять рев, чтобы не волновать Ковалена. Он тогда еще очень долго болел. И я в самом деле стала косячить. Каждый день.

      19:56

      Девятнадцатый маршрут

      К овален до сих пор твердит, что, если бы не та встреча в маршрутке, ничего бы не было. Может, и так.

      Я вообще его частенько видела из окна автобуса. И всякий раз мне хотелось выпрыгнуть на чужой остановке и разыграть нечаянную встречу. Но я робела и не выходила. Актриса я плохая. Вытягивала шею и рассматривала Коваленку издали. Шел он всегда расправив плечи, с прямой спиной, как если бы его в детстве учили балету. Огромную массу своего тела нес легко. Походка у него летящая, быстрая. Кажется, еще чуть-чуть – Коваленко оторвется от земли и поднимется вверх, невесомо шагая по воздушной лестнице.

      В этот день я ехала в девятнадцатой маршрутке в сторону центра. Заканчивался жаркий июнь. Я находилась в приподнятом настроении: готовилась поступать в Питере. Эх, ребята, ощущение тогда было такое, что горы могу свернуть и все только начинается. Так что я уже мысленно садилась в самолет и летела покорять столицы.

      Я сидела лицом к салону, а Коваленко зашел на заднюю площадку и занял свободное место. Наши взгляды пересеклись.

      Я кивнула:

      – Здравствуйте.

      Коваленко уже без хвоста, коротко стрижен. Одет, как обычно, в белое. Он всегда носил белое и яркое. Я всю жизнь пряталась в серые и бежевые тона.

      Протискиваться друг к другу через весь салон было неудобно. Мы просто переглядывались и неловко улыбались. Сколько же лет мы не виделись? Года три. А я, интересно, изменилась? Отбросила ли какой-то хвост? Что успела за это время?

      Окончила школу и первый курс филфака. Сменила компанию музыкантов на компанию филологов. Разбавленный спирт – на томское пиво «Крюгер». Но по-прежнему оставалась нетронутой, нецелованной и размышляющей каждый раз перед сном: когда? ну когда же? ну должно же и со мной случиться все самое интересное?

      Когда место рядом со мной освободилось, я резко опустила на сиденье ладонь и похлопала по дерматину: садитесь, мол, рядом. Шлеп-шлеп. А сама подумала: и откуда это у меня такие приемчики взялись, а?

      Коваленку дернула улыбка, он густо покраснел, пересек салон и присел.

      Однако, подумала я.

      – Ну что, Танечка, как дела? Куда едешь?

      – Фотографии печатать. На Учебную, – просто ответила я и зачем-то добавила: – С черно-белой пленки.

      Помолчали. Да, о чем надо сказать?

      – Я вот в Питер