Гостиница тринадцати повешенных. Анри де Кок

Что ж, сударыни, теперь вместо ваших проклятий мы заслужим ваши благословения. Я много путешествую и в целях предосторожности всегда имею в чемодане все необходимые для этого инструменты, с которыми мой слуга управляется не хуже любого кузнеца. Ступай, Жан, ступай и поторопись: через пять минут тройка – вы ведь так называете ваш экипаж, сударыни? – должна быть готова к отъезду.

      На сей раз Татьяна соизволила улыбнуться, слушая незнакомца; Катя же, обрадованная таким благоприятным исходом своего вмешательства, поспешила проводить Жана Фише к кучеру.

      – Действительно, мне следует только поблагодарить судьбу за эту встречу, сударь, – сказала женщина в маске, присаживаясь.

      – О! Напротив, сударыня, – возразил Паскаль Симеони самым любезным тоном, – это я должен быть на седьмом небе оттого, что смог оказаться вам хоть чем-то полезным.

      И, окликнув мальчика, который, как и его бабка, оставался безмолвным зрителем этой сцены, он промолвил:

      – Эй ты, постреленок, хотя мне почему-то и кажется, что услужливость тебе несвойственна, принеси-ка нам, мне и моему спутнику, если у вас нету вина, по стакану сидра, или же, если нет и сидра, обычной воды… Словом, вина, сидра и воды – я за все плачу вперед.

      И он бросил на стол, рядом с золотым экю, пистоль. Вместо своего внучка – все не спускавшего глаз с бархатной маски и, казалось, не слышавшего просьбы всадника, – встала старуха и подала полный кувшин какой-то желтоватой жидкости и три стакана.

      – Он что, дурачок? – спросил Паскаль Симеони у старухи, шутя потрепав мальчика за ухо.

      – Кто – дурачок? Жако? – возразила та. – Ах, что вы, что вы! Да умнее него нет во всем нашем крае. Упрям – это да, это у него в крови! Весь в отца! Просто ему жуть как хочется, чтобы эта дама сняла маску… а она не соглашается показать ему свое лицо! Вот он и будет стоять, как истукан, до тех пор, пока она не уедет!

      – Вот оно что! – произнес Паскаль сквозь зубы.

      Наполнив два стакана, он занес кувшин над третьим и весело обратился к Татьяне:

      – Осмелюсь предложить вам, сударыня? Что уж там! На войне как на войне!

      Московитка покачала головой:

      – Спасибо, сударь, но я, пожалуй, откажусь.

      – Напрасно, сударыня! – воскликнул Ла Пивардьер, залпом осушив стакан. – Превосходная грушовка!

      Во избежание, вероятно, какого-нибудь тривиального разговора Татьяна, отодвинув стул, повернулась спиной к путешественникам.

      Жако не сводил с нее глаз.

      Прошло несколько минут. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь бульканьем грушовки, переливаемой из кувшина в стаканы. Предупрежденный тычком колена, Ла Пивардьер, который с радостью разбавил бы эти возлияния приятной беседой, вынужден был довольствоваться опустошением кувшина.

      Наконец раздался шум шагов, возвестивший о возвращении Жана Фише и Кати.

      – Готово, барыня! – воскликнула горничная, подбегая к своей госпоже.

      – Отлично, – сказала та. – Уезжаем. Позвольте еще раз поблагодарить вас, господа.

      Татьяна