Новая судьба. Лилия Лукина

от этой новости, но тут же взяла себя руки и спросила Орлова: – И, что, никакой надежды нет? – В ответ тот только грустно покачал головой. – Ну, уж нет! – мгновенно взъярилась я. – Еще чего! Нашел мне время умирать! Да кто бы ему дал?! Он мне живой нужен, значит, таким и будет!

      И я бросилась бегом вниз к комнате, где находилась оборудованная по последнему слову медицинской техники своеобразная мини-больничка для обитателей усадьбы, здраво рассудив, что Остерин мог быть только там. Вадим немного задержался, чтобы запереть кабинет, а Орлов побежал вслед за мной. Подбежав к двери, я чуть приоткрыла ее и увидела лежащего с закрытыми глазами на кровати Георгия Дмитриевича, которого держала за руку сидевшая в стоявшем рядом с кроватью кресле Нина Максимовна. На каком-то приборе, от которого к Георгию Дмитриевичу вели разноцветные проводки, на фоне черного экрана нервно пульсировала кривая зеленая линия, и со стороны казалось, что это старый, больной и бесконечно уставший тигр, напрягая остатки последних сил, пытался убежать от своего самого страшного врага – смерти. Кроме Остерина в палате находились еще два человека в белых халатах, и я недовольно буркнула Вадиму, который тоже уже успел спуститься и теперь тяжело дышал у меня за спиной:

      – Я же тебя спрашивала, кто из новых людей есть сейчас в усадьбе! Что же ты мне о врачах ничего не сказал?

      – Так они же из нашей больницы! – удивился он. – Ну, из той, что Павел Андреевич на свои деньги для бедных построил. А там все сто раз проверенные – они же Семью тоже обслуживают.

      – Да хоть сто сорок! – буркнула я. – А сказать о них ты должен был!

      Между тем, почувствовал мой взгляд, совсем не дружелюбный, между прочим, или просто услышав мой гневный шепот, к двери повернулся старший из мужчин, и я поманила его в коридор.

      – Я Орлова, – представилась я, когда он вышел.

      – Знаю, наслышан, – устало отозвался он.

      – Скажите, положение у Георгия Дмитриевича очень серьезное? Есть хоть какая-нибудь надежда на то, что он поправится?

      – Сударыня! – криво усмехнулся он. – О чем вы говорите? Какая надежда? Я, голубушка, чудеса творить не умею. Уж извините! – зло оскалившись, развел руками он. – Не обучен! Я вам не какая-нибудь добрая старушка фея из сказки для младшего детсадовского возраста! Это она…

      – Стоп! – резко прервала я его. – Лишнее говорите! – Он оскорблено замолк и собрался, было, вернуться в палату, но тут я опять очень жестко остановила его: – Я вас не отпускала! – а сама вслух невольно повторила: – Добрая старушка фея, говорите… А есть такая! – и повернувшись к Вадиму посмотрела на него чуть ли не с ненавистью: – Ты, что же, насчет Евдокии Андреевны сам додуматься не мог! – и сцепила зубы, чтобы не выругаться грязно, матерно и уж совсем не по-женски, чтобы выплеснуть бушевавшие во мне эмоции.

      – А ведь действительно о ней никто не подумал! – обалдело воскликнул обрадованный Вадим.

      – Так! – сказала я, обращаясь уже к врачу. – Вы, как я поняла, здесь за главного, а вон