Лея Салье. Алексей Небоходов

они в действительности не имели.

      Возможно, его никогда и не было, и вся её прежняя жизнь была лишь чередой попыток наделить вещи значением, которого они в действительности не имели.

      Она смотрела на свои руки, на тонкие запястья, на едва заметные следы, на кожу, которая больше не казалась ей её собственной. Всё, что было снаружи, теперь принадлежало чему—то иному, но не ей.

      Она молча опустилась на стул, позволив этому утру развернуться так, как оно должно было. Леонид мельком взглянул на неё, его глаза были холодными, внимательными, но в них не было ни вопроса, ни ожидания. Только удовлетворение.

      Он видел её пустоту и понимал, что теперь она стала её естественным состоянием. Вопросов больше не будет, потому что она больше не искала ответов. Лена не пыталась спорить, не вглядывалась в суть происходящего, не искала объяснений, потому что они утратили для неё всякий смысл. Осознание пришло тихо, без борьбы, без вспышки отчаяния – сопротивление потеряло свою ценность, как ненужный ритуал, утративший цель. Всё, что должно было случиться, уже произошло, и теперь это было частью неё.

      Что—то внутри неё умерло, но не так, как умирает человек – внезапно, отчётливо, оставляя после себя пустую оболочку. Это было другое. Это было затяжное разложение, гниение чувств, размывание границ между прошлым и будущим.

      Её сердце продолжало биться в привычном ритме, но это движение уже не имело ничего общего с жизнью, не давало ощущения присутствия, не наполняло её тело теплом или силой.

      Она чувствовала, как её душа, её воля, её суть становятся бледнее, слабее, словно сгорают без огня, исчезают, испаряясь, оставляя лишь оболочку, которой теперь управляли другие.

      Эта пустота перестала быть чем—то чужеродным, сливаясь с ней, проникая в каждую клетку, в каждый уголок сознания. Теперь она не просто ощущала её присутствие, а принимала как часть себя, как нечто неизбежное и неотделимое. Она больше не существовала отдельно от этой пустоты – они стали единым целым, и это понимание не вызывало ни ужаса, ни страха, ни даже сожаления.

      Глава 11

      Лена открыла глаза, но мир перед ней оставался расплывчатым, словно она смотрела сквозь слой мутного стекла, за которым не было ни света, ни движения. Потолок казался слишком высоким, неподвижным, будто застывшим во времени, но в то же время словно дышал вместе с ней, впитывая безмолвие. Осознание пробуждения пришло не сразу. Сон всё ещё держал её в своих вязких, холодных пальцах, но это был не тот сон, после которого возвращаешься в реальность. Это было что—то другое – не сон, не явь, а нечто пограничное, тяжёлое, лишённое времени и смысла.

      Тело оставалось неподвижным, но внутри всё помнило. В самых глубоких слоях сознания, в подрагивающих мышцах, в незримых следах на коже, во взгляде, который не мог сфокусироваться, в дыхании, застревающем в горле, осталась память. Вспоминать не хотелось, но тело помнило, не позволяло забыть. Каждая клетка кожи хранила в себе эту ночь, и не существовало способа стереть этот