Превосходство душегубов. Часть первая. Трущобная рапсодия. Вячеслав Юрьевич Сухнев

такой, говорю, мужик! – опять подал голос Наум.

      – Да-а, – протянул главный. – Очень у нас все-таки еще большая страна. Что ж, будем считать, что на территории «Вестника» высадился британо-ненецкий десант, а? Шутка…

      – А про меня забыл? – закричал Малкин.

      – Ты меня, батюшка, давно оккупировал, – вздохнул Виталий Витальевич.

      Гриша вспомнил о своих обязанностях и перевел для англичан шутку редактора. Те натянуто улыбнулись.

      Тут лебедушкой вплыла белотелая могутная Машенька – в сарафане ля рус, с приплетенной пшеничной косой. Любой мог бы убедиться, что первый заместитель главного редактора совершенно не прав, назвав Машеньку фитюлькой. Перед собой секретарша легко несла огромный, как щит воина, расписной жостовский поднос, принакрытый рушником от любопытных глаз. Когда Машенька сдернула рушник – Гриша едва стон сдержал. Поднос отягощали бутерброды с салями и сыром, белужьи пузечки, икра в хрустальной ладье, ветчина и перченое сало.

      В то время как Рыбников суетился и унижался в общей очереди, Машенька проникла со служебного входа в спецбуфет и обо всем, умница, договорилась. Оставалось только удивляться, как она вообще узнала о распоряжении главного редактора. Но если взять во внимание, что Машенька работала с Виталием Витальевичем лет двадцать, еще до «Вестника», то и удивляться не придется.

      Главный редактор при виде натюрморта с подносом потер руки характерным национальным жестом и потащил из сейфа вторую бутылку. Вероятно, он решил принять погибель достойно, по русскому обычаю – в белой рубахе и нос в табаке.

      Обозрев бутерброды, Наум Малкин повернулся к крохотному Вануйте и с большим пиететом доложил:

      – Виталий Витальевич – во такой мужик!

      Пока главный ручкался с гостями, пока умница Машенька сервировала стол, пока англичане с веселым изумлением разглядывали хозяйский кабинет, полный диковинных вещей, вроде рыкающего кондиционера, лязгающего сейфа и карты России с мигающими лампочками – так обозначены были пункты фотопечати «Вестника», – пока Гриша Шестов лихорадочно припоминал самые крутые портовые глаголы, дабы достойно перевести гостям замечания Малкина… Да, пока все это происходило в березовой роще редакторского кабинета, Николай Павлович Рыбников скрывался в собственных скромных апартаментах с видом на тощую трубу утилизатора. Он играл на пульте видеофона, словно вдохновенный пианист.

      Экранчик вспыхнул голубеньким, и на нем мелькнул фрагмент сначала голой и очень волосатой ноги, потом тоже голой, но не волосатой. Больше Рыбников ничего не успел разглядеть, ибо весь экран заняла крепкая ладонь с мясистыми подушечками, и хриплый голос сказал досадливо:

      – Иванцов на связи… А-а, Николай Павлович… Погоди, видяк отверну.

      – Я не любопытен, – сказал Рыбников. – А на тебя могу насмотреться в Сандунах. Надевай штаны, поезжай в «Кис-кис». Займи кабинетик и дожидайся.

      – О, грехи наши, – вздохнул невидимый Иванцов. – Только что подписал номер,