Принц в Бомбее. Суджата Масси

я спросить, как вы меня опознали? – Оставалось надеяться, что про их тет-а-тет с Колином уже не сплетничают по всей гостинице.

      – Носильщик принес ваш багаж, причем уже довольно давно. Я открою вам триста пятый номер. Приятный во всех отношениях, с видом на море.

      Дворецкий открыл дверь, за ней оказалась небольшая гостиная с кушеткой, усыпанной гобеленовыми подушечками, креслами с коралловой бархатной обивкой и письменным столом в стиле регентства, рядом стоял плетеный стул. Две двери вели в спальни, в одной из них стояли две кровати, рядом с ними – багаж ее отца и Растома, в другой – односпальная кровать и ее саквояж.

      – Благодарю, что дождались меня, – сказала Первин, вспомнив, какая в отеле загрузка. – Вы не видели членов моей семьи?

      – Видел, мадам. Ваш отец просил передать, что они пошли вниз выпить чаю.

      Едва он договорил, в номер вошла худощавая блондинка с высоким шиньоном. Она была в черном форменном платье с белым кружевным передничком. Блондинка слегка поклонилась и спросила:

      – Могу я помочь вам разобрать вещи?

      Первин постаралась произносить слова отчетливо – подметила, что акцент у женщины не британский.

      – Благодарю, но в этом нет необходимости. Я предпочла бы спокойно отдохнуть.

      – А остальные? – Горничная бросила взгляд в открытую дверь спальни, где стояли вещи Растома и Джамшеджи.

      – Им удобнее распаковать свои вещи самостоятельно. – Это прозвучало резче, чем ей бы хотелось, но еще не хватало, чтобы какая-то европейка рылась в их вещах. У отца в портфеле могут быть конфиденциальные документы, да и в чемодане тоже.

      Блондинка, сохраняя полную невозмутимость, улыбнулась и отошла вместе с дворецким.

      Первин выросла в доме, где работали слуги разных конфессий, но все они были индийцами. Было странно сознавать, что ее обслуживают европейцы и англичане. Невольно возникал вопрос: не считают ли европейцы унижением, что им приходится прислуживать индийцам? Судя по всему, клерк англо-индиец, которого она видела за стойкой портье, испытывал именно такие чувства. Или она после всех этих треволнений просто приписывает собственные ощущения людям, которые всего лишь пытаются честно делать свою обыденную работу?

      Первин было не усидеть на месте, она вернулась в гостиную. Впервые с утра ей удалось остаться наедине с собой; самый подходящий момент, чтобы что-то записать.

      Первин подошла к письменному столу, наполнила ручку чернилами. Открыла кожаную папку, на которой была вытиснена корона, достала оттуда лист писчей бумаги. Нужно было записать все, что произошло в Вудберне.

      Первин проставила дату в верхней части листа и принялась записывать по памяти, начиная с выкриков Динеша, его последующего ареста и вплоть до ее изгнания с территории колледжа по указанию мужчины в котелке. Первин так сосредоточилась, что, только услышав привычное покашливание, догадалась о появлении отца.

      – Ага. Добралась благополучно, – произнес Джамшеджи с облегчением. – А где же твой брат?

      – Я его не видела. Дворецкий сказал,