Алхимик. Повести и рассказы. Игорь Агафонов

тебе долг.

      Остроносенький укрепился на ногах и взялся ладонью за опухающий лоб и заплывший глаз.

      – Ты меня покалечил, гнида. Я с тобой рассчитаюсь. Ты ещё меня не знаешь. – И спотыкаясь, он двинулся к столу. Не дав ему приблизиться, Василий быстро встал и ударил уже с левой руки – на этот раз было удобнее так. Удар пришёлся около носа. Остроносенький попятился и, уперевшись в стену, сполз на пол.

      – Увели бы вы его отсюда, девки, пусть рулит в свою суверенную, всем было бы спокойнее.

      Дуся с Тосей вскочили, подхватили подымающегося с пола Остроносенького под руки и вывели из номера. Четверть часа спустя они вернулись, молча сели за стол, Василий налил в их стаканы.

      – Предупреждаю: я устал, заниматься с вами не буду. Хотите спать, ложитесь. Я лягу на диван.

      Ещё посидели, после чего Дуся с Тосей, приуныв, оставили номер, сказав, что заглянут завтра.

      – Ага, как же, – пробурчал Василий и закрыл за ними дверь на ключ.

      Утром позвонил домой Панычу и, услышав его голос, бросил трубку.

      Панычев дом из престижных, квартира на третьем – весь этаж. Надавив и не отпуская кнопку звонка, Василий оглядывает интерьер, и в глаза ему бросается нечто лишнее в интерьере, а именно – штырь, вбитый правее Панычевой двери. «Хм».

      Дверь открыла жена Паныча (друг друга они с Василием знали, так как она заезжала иногда в магазин на своём серебряном мерине), сердито сказала:

      – Палец, что ли, приклеился?

      – Ага, – Василий отпустил кнопку.

      – Чего надо? – Из-за неё выглядывала девочка лет пяти-шести.

      – Хозяина, вестимо.

      – Он вас не желает лицезреть.

      – Так и велено передать?

      – Так и велено.

      Василий достал приготовленную пачку денег и бросил через её плечо в коридор.

      – Должок возвращаю.

      – Всё?

      – Да вроде. Хотя… – он поманил женщину пальцем. – Глянь-ко, этот штырь для чего тут, не знаешь?

      Женщина посмотрела на крюк, вздёрнула брови, поморгала и закрыла дверь.

      – Ну наконец-то, истомился весь, мочи нет – опохмелиться хочу.

      Василий окинул взглядом одетого на выход и расхаживающего по коврам в башмаках брата, поскрёб ногтями небритую щёку и покосился на бар в серванте, наполненный бутылками с разнообразными этикетками.

      – Давай, что ж…

      – Не, для начала пивка примем, – Славик нетерпеливо махнул в сторону окна. – Через дорогу, в чипке. Там… это… та, что тёмненькая – моя, вторая мочалка – как хошь. Посидим, помычим, настроение сегодня такое… м-м, невзрачное.

      – А Лизавета где?

      – Э-э… где-то.

      В чипке – шикарном, врочем, кафе – им, однако, «помычать» не удалось: за столиком с их «мочалками» уже ворковали «качки», как обозвал их при входе Славик. На пути к стойке он громко попросил знакомого бармена угостить жаждущих «холодненьким», что задело самолюбие «качков», которым, по-видимому, было сообщено, что пора-пора