Береника. Генрих Фольрат Шумахер

проворчал Фотин, заложив руки за спину.

      Лицо префекта побагровело.

      – Ты солдат, и теперь военное время! Отними у него оружие, Сильвий, – приказал он. – И скажи Центуриону, чтоб его отправили таскать тюки….

      Сабиний наклонился к раненому; только слабое дыхание обнаруживало присутствие жизни в теле.

      Префект позвал декуриона, чтобы с его помощью поднять умирающего. В этот момент Фотин бросился вперед, упал на колени среди улицы и, воздев руки, стал кричать.

      – Правосудия! Правосудия!

      Веспасиана в это время проносили в носилках через ворота. Услышав крик, он приподнялся и спросил, в чем дело. Флавий Сабаний подошел, чтоб дать ему объяснение.

      Полководец выслушал его, не прерывая. Потом легкая усмешка показалась у него на губах.

      – Фотин, – сказал он солдату, – ты заслужил наказание за непослушание начальнику, за это ты восемь дней будешь есть ржаной хлеб вместо пшеничного. Но все-таки твое усердие похвально, и за ненависть к врагам я дарю тебе это запястье. Большую цепь ты можешь заслужить себе в бою…

      Он снял золотое запястье и отдал его солдату, который гордо выпрямился и бросил торжествующий взгляд на префекта.

      – Не забывай, племянник, что полководцу не следует подавлять ненависти своих воинов к врагам, – сказал Веспасиан.

      – Прости, дядя, – ответил Флавий Сабиний, и губы его задрожали от негодования, – я не знал, что мы ведем войну со стариками, женщинами и детьми.

      Из носилок послышался смех. Посмотрев в ту сторону, префект заметил Этерния Фронтона, который ехал с полководцем.

      – Неужели ты так презираешь жриц Афродиты, Флавий, – воскликнул вольноотпущенник. – Не забывай, что Епафродит, покровитель учителей истории, рассказывал нам про иудейку Юдифь, которая отсекла голову Олоферну. Но я знаю, ты недоступен стрелам Эрота. Минерва и мудрость греческих философов слишком опутали твой разум и в сердце твоем нет места восторгу перед поясом, головной повязкой, а тем более запястьем красивой девушки…

      Флавий понял его намек на свое ночное приключение с Тамарой и Саломеей, но был слишком горд, чтобы отвечать в том же тоне. К тому же все его внимание было поглощено раненым, которому Сильвий пытался влить в рот глоток воды. Старик очнулся и растерянно глядел на воинов, окружавших его. Он вдруг поднял обе руки, потом произнес несколько бессвязных слов:

      – Иоанн из Гишалы! Они идут, они идут! – И со стоном упал на руки Сильвию.

      Веспасиан приподнялся, и глаза его засверкали.

      – Иоанн из Гишалы, – проговорил он. – Не его ли Марк Агриппа называл самым деятельным врагом Рима?

      Этерний Фронтон утвердительно кивнул.

      – Позволь мне, господин, – сказал он, – остаться и заняться раненым. Это несомненно шпион, подосланный врагами…

      Веспасиан, соглашаясь, кивнул. Фронтон, однако, не уходил.

      – Ну что еще? – нетерпеливо спросил Веспасиан, давая знак продолжать путь.

      – Может быть, ты сочтешь удобным, чтобы Флавий Сабиний взял на себя должность