С чистого холста. Кристин Уэбб

облезший лак на ногтях оказывается очень интересным. Когда мама замечает, что я не то чтобы сильно удивлена, ее глаза превращаются в щелки.

      – Натали. Откуда этот звук?

      – Понимаешь, мам, тут такое дело…

      Петуния снова гавкает. Вообще не облегчает мне задачу.

      Мама убирает за ухо воображаемую выбившуюся прядь и разглаживает и без того идеально выглаженные брюки.

      – У нас что, собака в доме?

      – Не совсем.

      По примеру мамы я тоже решаю убрать за уши пару прядей. В моем случае реальных.

      – Строго говоря, это не собака. Ну то есть технически да, собака, если размышлять с точки зрения биологии. Но эстетически она больше напоминает, я даже не знаю, свинью, что ли.

      – У нас в доме свинья?

      – Нет! Конечно, нет! Это не свинья, но и на других собак она не похожа. – Повисает неловкая пауза. – А что лучше для меня – чтобы она была похожа на свинью или на собаку?

      Мама смотрит на меня и моргает. Разговор идет совсем не так, как я его себе представляла. Но вообще-то я и не думала, что он пройдет гладко. Так что, возможно, именно так я его себе и представляла. Нужно было попросить Брента закинуть маме идею с собакой. Его идеи ей всегда нравятся.

      – Я сейчас ее принесу. Подожди минутку. – Хорошо, что у меня есть предлог выйти из этого разговора, даже если всего на пару секунд. Я открываю дверь в комнату, Петуния пулей вылетает в коридор и запрыгивает мне на руки. – Побудь немного славной, – шепчу я. – От этого может зависеть твоя жизнь.

      Я подхожу к маме и говорю:

      – Я ее сегодня принесла. – Достаточно ли я бодро и весело это говорю? Улыбайся, Натали. Радуйся приобретению. Зарази маму этой радостью. – Посмотри, какая милая! Разве она не прелесть?

      Мама искоса смотрит на собаку, которую я держу под передние лапки на вытянутых руках, как Рафики держит Симбу в мультике про Короля-льва. Так у Петунии пропадает последняя видимость шеи, и голова погружается в складки кожи на плечах. Задние лапы торчат под странным углом, а потом она начинает извиваться в попытке сбежать. Это совсем не так обаятельно, как я думала.

      Мама открывает рот от изумления. Такого я никогда раньше не видела. Когда у меня непроизвольно открывается рот, она говорит: «Прикрой рот, Натали. Ты что, изображаешь рыбку?»

      Наконец она произносит:

      – Эм-м…

      Еще одно, что, по ее мнению, нам никогда не надо делать.

      О боже.

      – Она лишилась дома, – начинаю я. – Я несу за нее ответственность. – Петуния снова начинает извиваться, поэтому я прижимаю ее к себе и понимаю, что буквально не дышу.

      Мама вздыхает.

      – То есть в результате этой сцены я предположительно должна сделать вывод, что ты надеешься ее… оставить у себя?

      – Ну, если ты хочешь, чтобы я ее посадила на пол, и она сидела бы там какой-то неопределенно долгий отрезок времени, то можно смотреть на нее и так.

      – Хм-м… Нет. – Мама пренебрежительно машет рукой и уходит в кухню. Каблучки стучат по плитке, она открывает холодильник.

      – Мам,