С чистого холста. Кристин Уэбб

в гляделки заканчивается, когда Петуния гавкает.

      Гавканье – серьезный комплимент тому звуку, который она издает. Это скорее тявканье. В детском саду детей едва ли учат, что собачки говорят «чарп-чарп».

      Но она снова это делает: «Чарп!»

      – Привет, малышка, – говорю я, приседаю к ней и протягиваю руку, чтобы она могла меня обнюхать. На руку она не обращает никакого внимания, зато прыгает мне на ногу и начинает облизывать лицо. Она сваливается, снова прыгает, преисполненная решимости. Облизывая меня, она повторяет: «ЧАРП! ЧАРП! ЧАРП!» Я поднимаюсь. Вот был бы позор: позволить собаке сломать себе ногу через пять минут после того, как я принесла ее домой из приюта.

      Я поворачиваюсь, чтобы сходить за остальными вещами, но мопс немедленно следует за мной. «Ну нет!» Я беру собаку на руки. Она довольно упитанная для таких скромных размеров. Не помогает и то, что она изворачивается, как короткая толстая гусеница. Наконец, она возвращается в центр комнаты.

      – Жди. Жди меня здесь. И не двигайся.

      Собака садится и смотрит на меня снизу вверх.

      – Умница.

      Я кладу руку на дверную ручку и сразу же чувствую горячее дыхание в районе лодыжек. Хвостик крендельком виляет из стороны в сторону. Петуния смотрит на меня, как будто говоря: «Кайф, а куда мы идем?»

      Не-е-е-е-е-т. Вот же блин. Поучим команду «жди» поосновательнее в следующий раз. Сейчас же ее нельзя оставлять в гостиной. Но где тогда? В кухне? Нет, она там что-нибудь сожрет. В ванной? Точно нет, глядишь, еще оближет унитаз и заболеет. В моей комнате? Пожалуй.

      В моей комнате она так извивается, что я случайно роняю ее в корзину с грязным бельем. Петуния остается в целости и сохранности. Что многое говорит о моей чистоплотности и хозяйственности.

      Кровать выглядит самым уютным местом в комнате, и я решаю положить Петунию именно на нее. У меня никогда в жизни не было домашнего питомца. Единственным живым существом, которое принадлежало лично мне, была золотая рыбка, которую папа выиграл на карнавале в детском саду. Дома я достала рыбку из банки, в которой она сидела, чтобы с ней поиграть, но та внезапно сдохла. В свою защиту скажу, что мне было три года. Я думала, с питомцами можно играть. Папа помог мне выкопать могилку для золотой рыбки при помощи чайной ложки, а потом посадил одуванчики на едва заметный холмик свежей земли. Немного грустно понимать, что одно из самых ярких и живых воспоминаний об отце включает дохлую золотую рыбку. Папа умер, когда мне было четыре года. Думаю, детство бывает и похуже, но я чувствую, что вместе с папой ушли под землю и миллионы воспоминаний об отношениях отца и дочери.

      У Петунии мягкая шерсть, я глажу ее и расслабляюсь. В отличие от рыбки, она наслаждается вниманием и лаской. Она сидит и смотрит на стену моей комнаты.

      Я киваю в сторону флага, украшающего ее.

      – Это «Юнион Джек». Из Англии.

      Кажется, что одним глазом Петуния рассматривает постер «Желтой подводной лодки».

      – А это постер одной песни группы «Битлз».