Фронтовой дневник (1942–1945). Василий Цымбал

Спал плохо. Снилось, что меня бомбили. Я кричал во сне. Снилось, будто я рассказывал сон Никитину, что мне снилась махорка. Он посмотрел в какую-то книжечку и сказал, что это к производству в офицеры.

      Утром поработал и потом хотел отдохнуть. Но меня подняли и вызвали к майору Радомскому. Оказывается, я поставил на бумажку не тот штамп, о чем доложил майору Должиков. Раньше это был тот штамп, но теперь он уже не тот, т. к. сегодня получен новый. Мне был порядочный нагоняй от майора, а я даже не знал ничего об этом. Должиков торжествовал. Ужасно пессимистичный и выслуживающийся человек, вчера получивший звание младшего лейтенанта.

      Потом на меня напал комроты Семильгор. По его мнению, я должен бывать в роте и там работать. Я ему сказал, что во всех местах выполнять работу я физически не могу. Тогда он заявил старшине, что если я приду за брюками или еще чем-нибудь, чтобы тот мне давал самое плохое. Приказание по меньшей мере не тактичное, если не глупое.

      Потом нужно было на ремонт в Краснодар отправлять баян. Это отняло часа два времени. Так мне и не удалось отдохнуть. Трещит голова, а сегодня еще дежурить.

      Вчера достал бумаги для работы и сделал себе общую тетрадь и блокнот для дневника.

      9 июня 1943 г.

      Вечер. Где-то играет гармошка. Мой товарищ, Никитин, страдающий болезнью сердца, спит и стонет во сне. Я при свете лампочки написал 2 письма: Горскому Владимиру, который где-то на передовой, и его отцу в Ейск. Писем из дому все нет, что меня тревожит. Из ребят, попавших на передовую, уже погиб старшина Ярошевский, ранены Кавешников, санинструктор Денисов и ряд других товарищей. Попали, идя в разведку, под огонь «Катюши», которая хотела уничтожить немецкие проволочные заграждения. Но, судя по письму Горского, он и Пушкарский не с ними, а в каком-то другом подразделении, а может быть, и в другой части. Видел вчера Якубу. Он в нашей части конно-связным. Он мне и рассказывал о погибших и раненых.

      Сегодня весь день употребил на себя. После дежурства спал часов до 11, затем делал конверты. После обеда прекрасно искупался в «бане» горячей водой, выстирал носовой платок, полотенце, носки (белье думаю отдать постирать Варе Михель).

      Затем выбросил всю «постель» Никитина и свою и постелил туда толстый слой травы, которой нарвал руками. Очистил блиндаж. Выругал Никитина, что он все еще не выкупался, не постирал своего белья и спит все время не разуваясь. Я ему сказал, чтобы он не подходил ко мне на расстояние пушечного выстрела, пока не приведет себя в порядок. Он очень обиделся и заявил, что у него больное сердце, и он не может стирать. Я опроверг его причины и сказал ему, что он просто неряха и лентяй, а выстирать пару белья можно и при больном сердце. У меня тоже оно больное.

      10 июня 1943 г.

      Сегодня получил письмо от отца Володи Горского. Пишет, что в батальоне мои ученицы Тарасенко Галина, Космачева Соня, Чигрина Ольга.

      Сегодня на собрании меня выдвинули в редколлегию стенгазеты и для проведения политинформаций в автовзводе.

      11 июня 1943 г.

      Вчера и сегодня работал над стихотворением. Вот оно:

Твое