Аристократка. Михаил Зощенко

астрой распушается.

      И даже рабкор Настин, проходя однажды мимо, пощекотал Егорку и дружески ему так улыбнулся.

      Собрались тут рабочие обсуждать. Говорили, говорили – языки распухли, а к результату не пришли.

      И тут я, конечно, встреваю в разговор.

      – Братцы, – говорю, – я, – говорю, – первый гадюку открыл, я ее и закопаю. Дайте срок.

      И вдруг на другой день захожу я в Егоркино отделение и незаметно становлюсь за дверь. И вижу. Мастер домой собирается, а Егорка Драпов крутится перед ним мелким бесом и вроде как тужурку подает.

      – Не застудитесь, – говорит, – Иван Саввич. Погодка-то, – говорит, – страсть неблагоприятная.

      А мастер Егорку по плечу стукает и хохочет.

      – А и любишь, – говорит, – ты меня, Егорка, сукин сын.

      А Егорка Драпов почтительно докладывает:

      – Вы, – говорит, – мне, Иван Саввич, вроде как отец родной. И мастер, – говорит, – вы отличный. И личностью, – говорит, – очень, – говорит, – вы мне покойную мамашу напоминаете, только что у ей усиков не было.

      А мастер пожал Егоркину ручку и пошел себе.

      Только я хотел из-за двери выйти, шаг шагнул – рабкор Настин прется.

      – А, – говорит, – Егорушка, друг ситный! Я, – говорит, – знаешь ли, такую давеча заметку написал – ай-люли.

      А Егорка Драпов смеется.

      – Да уж, – говорит, – ты богато пишешь. Пушкин, – говорит, – и Гоголь дерьмо против тебя.

      – Ну спасибо, – говорит рабкор, – век тебе не забуду. Хочешь, тую заметку прочту?

      – Да чего ее читать, – говорит Егорка, – я, – говорит, – и так, без чтения в восхищении.

      Пожали они друг другу ручки и вышли вместе. А я следом.

      Навстречу красный директор прется.

      – А, – говорит, – Егорка Драпов, наше вам… Ну-ка, – говорит, – погляди теперича, какие у меня мускулы.

      И директор рукав свой засучил и показывает Егорке мускулы.

      Нажал Егорка пальцем на мускулы.

      – Ого, – говорит, – прибавилось.

      – Ну спасибо, – говорит директор, – спасибо тебе, Егорка.

      Тут оба-два – директор и рабкор – попрощались с Егоркой и разошлись.

      Догоняю я Егорку на улице, беру его, подлеца, за руку и отвечаю:

      – Так, – говорю, – любезный. Вот, – говорю, – какие паутины вы строите.

      А Егорка Драпов берет меня под руку и хохочет.

      – Да брось, – говорит, – милый… Охота тебе… Лучше расскажи, как живешь и как сынишка процветает.

      – Дочка, – говорю, – у меня, Егорка. Не сын. Отличная, – говорю, – дочка. Бегает…

      – Люблю дочек, – говорит Егорка. – Завсегда, – говорит, – любуюсь на них и игрушки им жертвую…

      И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду.

      А вчера, проходя мимо, пощекотал я Егорку Драпова.

      Черт с ним. Хоть, думаю, и подлец, а приятный человек.

      Полюбил я Егорку Драпова.

      1924

      Альфонс

      – Папаша