Девичий паровозик. Григорий Жадько

из которой вынесли абсолютно все вещи и даже вынули окна и двери. Сквозняк гулял в пустых комнатах, шевелил листами газет и журналов, откидывал засаленную старую занавеску из дешевого ситца, и только где-то по привычке слышалась песнь сверчка. Он один не понял, что дом покинут.

      Паровоз было набравший привычную скорость, вдруг сбросил тягловое усилие, и колеса по рельсам застучали все реже и реже. Раздался громкий приветственный гудок, и он тут же задохнулся сиплым басом.

      Поплыли станционные огни, мутным желтым светом заливая купе.

      – Ну, вот и все! – Сказал я, поднимаясь, оглядывая второпях еще раз купе и пытаясь не скользить глазами по тонкой переборке, которая отделяла меня от девушки. Там было необычно тихо. Я нарочито громко щелкнул замком и хлопнул дверью, выходя в коридор. В ответ тишина. Я совсем медленно, как старик, шаркая, поплелся на выход и уже почти вышел, как позади себя услышал робкий щелчок и скрип открываемой двери. Я остановился, боясь обернуться. Наконец рядом у уха почувствовал горячее дыхание и громкий взволнованный шепот.

      – Вы не зашли!?

      – Зачем?

      – Попрощаться

      – Зачем, – повторил я опять.

      – Пра-а-авда за-а-чем, – сказала она, в задумчивости растягивая слова.

      – Так глупо.

      – Ведь, правда. Так будет лучше вам и мне, – неуверенно промолвила она.

      – На счет вас не знаю, а мне, а мне, ну как-то, – растерялся я.

      – Так мы с вами и не сыграли в вашу игру на откровенность, с грустной улыбкой в голосе сказала Маша.

      – Вы правы. Что-то не получилось. Наверно я зря ушел. Вы так не считаете?

      Я смотрел на нее отчужденно и голос мой звучал как бы издалека, глухо.

      Она ничего не ответила. Я подождал и вышел на перрон. Маша последовала за мной. Она взяла рукав моей рубашки и, отцепила серебряную винтажную запонку с зеленым дымчатым нефритом. Тугая квадратная запонка, поддалась с трудом, но ее ловкие маленькие пальчики пересилили плотную ткань.

      – Вот так! – Она спрятала ее у себя в кулачке.

      – На память? – грустно улыбнувшись, спросил я.

      – На память! – Согласилась она, и голос ее дрогнул.

      – Будете меня вспоминать. Это хорошо.

      – Ничего хорошего. Я почти месяц буду на Сестрорецком курорте в Ахъ-Ярви, под Райволой. Если вы если вам вдруг понадобится ваша запонка, вы всегда можете ее забрать.

      Я притянул ее к себе. Она быстро и трепетно прижалась, но в губы целовать не позволила.

      – Нет! Нет! Это совсем ни к чему. Увидят.

      Прозвучал натужный свисток паровоза. Я подвел ее к подножке, помог взобраться и когда поезд тронулся она, робко оглянувшись, сама быстро поцеловала меня в губы и сунула что-то в руку.

      Пока поезд не скрылся в темноте, я видел ее бледное лицо, белую фигуру и тонкую руку похожую на шею лебедя. Она махала ей и виновато улыбалась на прощание.

      Зайдя в пристанционное здание,