Путь стрельбы. Евгений Связов

что можно пореветь. Кому-то. Лицо само начало плакать. Запихнула всё это под маску.

      Бабуля, злобненько-весело:

      – О! О! Нахваталась от отца привычки морду бетонировать.

      Спасибо, бабуль. Вот нотки бешенства счас как раз не хватало.

      Вдох-выдох. Буркаю сквозь зубы:

      – Тут к тебе вопросик срочный возник. А ты телефон – как обычно.

      Бабуля, весело-возмущённо:

      – Да меж булок эту вашу рацию. Без неё родилась, без неё жила, и помру тоже без этого буржуйского высера. А то ышч, придумали, что до человека в любой миг докопаться можно.

      Молчу, мрачно глядя в землю. Ну, про телефон уже сто раз это говорено, так что остаётся только мрачно обвиняюще молчать.

      Бабуля вздыхает, деловито буркает:

      – Так, понятно… Чё встала-то? Пока не оберём этот парник – чаёвничать не будем. Впрягайся давай, раз припёрлась.

      Издаю унылый вздох. Но это тоже уже говорено. «Раз ты ко мне припёрлась и тебе что-то от меня надо – будем по моим правилам, и не просто так».

      Но вообще мне не в лом.

      И ещё – ритуал: шаг к кусту, приподнять ветку и вгрызться в живой помидор.

      Закрыла глаза. Промелькали все осени, с пяти лет. И вся эта хрень со сном отступила. Даже появилась надежда, что выживу.

      Прожёвываю, говорю ритуальное:

      – Спасибо, помидорка. Это – осень. Я прожила восемнадцать лет.

      Потом привычно шагаю к помидорам, начинаю собирать в корзину.

      Из-за спины раздаётся бабулино бурчание:

      – О, ляпота-то какая! Мине цельная пыжнес-ледь пряма на шпильках памидору собирает.

      Меня улыбает.

      Пока собирали, слопала ещё три помидорки. Но антидепрессантом сработала только первая.

      Через полчаса сидели за столом в беседке.

      Беседка у бабули – сказочная.

      Вкопали кверху лапами четыре больших елки, срезали ровно корни, покрыли парой листов толстого стекла. Стесали ветки внутри.

      На северных сучках живёт какой-то вьюн с красными люто тонизирующими ягодами. По южной – кислый дикий виноград. На западе и востоке они конкурируют. Внутри всегда – полумрак.

      В этом полумраке и сидели за столом с печеньками и вареньем.

      Услышав звездновойнывский мем «переходи на тёмную сторону, у нас есть печеньки!», бабуля возмутилась: «а варенье?». Я – выгуглила, впечатлилась, запомнила. А бабуля на разговор про тайны повадилась выставлять варенье с печеньем.

      Я сидела над печеньем с вареньем, прихлёбывала из кружки, перебирала в памяти. Думала, о чём рассказать и как. Мне-то вообще надо было не выговориться, а один ответ получить. Но у нас семейный спорт – раскрутка спросившего на инфу.

      Пауза. Про евреев и встречный вопрос.

      Считается, что отвечать вопросом на вопрос – еврейская привычка. Но у нас в семье (думаю, от бабули) применялось мнение, что просто отвечать на вопрос – рабская привычка. Или военная, что не далеко.

      После того, как в школе первый раз выкатили «ты чё, еврейка?» я спросила репетитора. И получила лекцию-анализ сращивания иудаизма с англиканством