Наказать и дать умереть. Матс Ульссон

– точь-в-точь ребенок, который выпрашивает у мамы сласти у кассы в супермаркете, хотя до субботы еще далеко.

      – Коньячку… Как ты думаешь, у китайца есть коньяк?

      – Китайца зовут Чьен, – поправил я. – И коньяк у него есть.

      Я знал, что у Чьена имеется коньяк высшего качества, однако попросил самый дешевый. У меня создалось впечатление, что Томми Санделль в скором времени отключится, а значит, тратиться на дорогой нет смысла. Тем более что Томми было все равно.

      Так мы просидели весь день. Мне уже казалось, что Санделль засыпает, когда он вздрогнул и уставился на меня выпученными глазами.

      – Так это ты меня укутал? – протянул он.

      Я выпрямился на стуле, сосредоточился. Что-то новенькое. В той комнате я делал с Томми что угодно, только не укутывал.

      – Нет, не я.

      Он пристально на меня посмотрел и встряхнулся:

      – Нет, тот был крупнее.

      – То есть кто-то крупнее меня тебя укутал, ты это хочешь сказать? – подхватил я.

      Он тяжело вздохнул и сделал большой глоток из бутылки.

      – Ах, я уже не помню, все как в тумане.

      – Он что-нибудь говорил? Напрягись, во имя всего святого, Томми!

      – Я стараюсь, и вряд ли твой крик мне поможет.

      Мне оставалось только удивляться ангельскому терпению Кристера Юнсона. Как только он управлялся с этим взрослым ребенком?

      – Давай же, Томми… Что он тебе говорил?

      Но Томми Санделль не отвечал. Через пару минут комнату огласил храп.

      Чертов идиот!

      В этот момент пришла эсэмэска от Кристера Юнсона. У меня еще час, – сообщал он. Я отвернулся от храпевшего Томми Санделля и включил ноутбук. Мое интервью выйдет уже завтра – эксклюзивный материал с фотографией Томми на фоне кружащихся снежинок в Истаде и заголовком: «Жизнь только начинается».

      Чьен убрал со стола. На столиках снаружи уже рассаживались обедать. Потом в нашей комнатке появился Кристер Юнсон. Я кивнул на ноутбук, затем – на спящего Санделля.

      – Он начинает новую жизнь.

      – Вижу, – отозвался Юнсон. – Не в первый раз. На всякий случай я поставил в холодильник травяной настой.

      И пока Чьен накрывал Кристеру Юнсону весенние роллы и цыпленка с ананасом, я прогулялся до двух ближайших банкоматов и снял в общей сложности двенадцать тысяч крон. Деньги предназначались Юнсону в качестве компенсации дорожных издержек, платы за труды и – не в последнюю очередь – за молчание.

      Ни расписок, ни квитанций не полагалось. Мы расплачивались «по-черному». «Чернее, чем в Конго», как остроумно выразился Кристер.

      – Удивительно, но Санделль до сих пор не поинтересовался, где его мобильник, – заметил я, передавая Кристеру деньги. – Между тем я нашел его в пластиковом пакете, среди остальных вещей. Я и не пытался его включить. Думаю, тебе тоже не следует этого делать. Пусть Санделль спокойно спит до утра в твоем автобусе. Кому он понадобится среди ночи? Кстати, на твоем месте я отключил бы и свой телефон. Тогда не придется врать репортерам.

      Юнсон выглядел как в прошлый раз, только на футболке