Обречëнная быть. Аксинья Цареградова

момент. Точнее я знаю… Моя Вера больна.

      – Имя у неё такое… – самозабвенно произнесла собеседница Егора. – Чем?

      – Не знаю, но больна сильно. Неизлечимо, по-видимому. Но я не понимаю, зачем она уехала? Ведь мы могли что-нибудь придумать или… – Егор осёкся, неожиданный колющийся комок подступил к горлу и готов был вырваться наружу.

      Женщина заметила это и пошла к чану со святой водой, налила полный стакан и поднесла Егору.

      Тот взял его, отпил залпом полстакана, проглотил, выдохнул и сказал:

      – Спасибо. – ему стало легче.– Или мы хотя бы могли куда-нибудь съездить вместе – продолжил он, – или не знаю, может даже свадьбу справить… Не знаю, что будет потом… Мне она нужна сейчас.

      – А вы подумайте, что будет потом, как вы будете жить без неё и сможете ли.

      – Не хочу!

      – А вы всё же подумайте.

      Как ни старался Егор представить своё будущее без Веры, оно никак не представлялось. Нет, это невозможно! Как жить без неё? Зачем жить? Чем заниматься?

      Егор сам не замечая дороги, добрёл до Летнего сада. Он сел на скамейку, опёрся локтями в колени, и положил голову в ладони. Полная горечи, солёная, скупая слеза скопилась в его глазу и неспешно стекла по лицу. Он вытер её.

      “Да что ж это я?” – воскликнул он в мыслях, вскинул голову, и ветер вытер слезу. Посмотрел вокруг: у дерева стояла молодая женщина и ждала, пока её малыш, сидя на корточках, налюбуется жучком в траве. В другой стороне резвился молодой папа с двумя детьми: один ёрзал на его плечах, а другой пытался раскачаться на папиной руке. Совсем рядом, на соседней скамье сидела парочка, смотря в небо и что-то весело обсуждая. Всё это было жёсткой проволокой, колящей сердце. Егор резко встал и пнул скамью. Затем сел обратно и глубоко вздохнул. “Нельзя мне сдаваться!” – подумал он. “Просто нельзя.” Он закрыл глаза, потом закинул голову и посмотрел в небо. Жизнь вокруг перестала существовать: он перестал слышать смех детей, пение птиц, реплики и слова. Он разглядывал небо: оно было голубое–голубое, солнце стояло в зените и пекло, но Егор этого не замечал. Он вгляделся в небо и замер, как будто увидел в нём что-то особенное, неподвластное человеческому глазу. Он закрыл глаза и почувствовал лёгкий ветерок. Жизнь потихоньку начала доноситься до его ушей.

      – Господи… – прошептал он. – Не дай мне погибнуть, не дай мне раскиснуть… Дай мне сил и терпения. И прошу тебя, очень прошу – дай мне увидеться с Верой, как бы она не выглядела, чтобы она не говорила, во что бы не была одета. Мне всё равно. Просто дай мне её увидеть.

      На следующий день Егор отправился в церковь. Он походил по ней, поизучал иконы, полюбовался росписью на стенах, но, к сожалению, ни одной путной мысли не пришло ему в голову. Он вышел из церкви и начал думать, что ему просить у Бога и у него ли? Как жить дальше?

      Трудно было понять, что действительно нужно – сила воли, чудо, терпение, но глупо просить у Бога, Вселенной, Высших сил чего-то неопределённого, грош – цена таким мольбам, поскольку не получив ожидаемого, человек начинает гневаться на Бога. Нельзя Бога просить, чтобы что-то свершилось,