Обречëнная быть. Аксинья Цареградова

бутылкой коньяка.

      Глава З

      Август подходил к концу, Вера несколько раз созванивалась с родителями, порывалась позвонить Егору и написать в социальных сетях, но она пресекала это желание. Вера понимала, что услышав голос любимого, поговорив с ним, она привяжется к нему и он к ней, она снова поверит в своё золотое будущее, забудет реальную жизнь и в итоге поломает жизнь парню своими звонками и слезами.

      Вера уже перестала плакать перед сном, но всё же бывало она всхлипнет несколько раз, жалея себя. Но за все те ночи, которые она проплакала, она ни разу не теряла рассудок, и то проклиная всё на свете, то благодаря высшие силы за отведённый срок на жизнь, она с напряжением заставляла верить себя в то, что всё то, что ни делается, всё к лучшему. Конечно, выкинуть из головы всё прошлое и прекрасное было крайне сложно. Вера то со слезами, то с улыбкой вспоминала какие-то моменты из детства, свои приключения, путешествия, открытия, праздники, свидания с Егором, шутки. Молодость… и как могло быть всё иначе.

      К счастью, Вера не обезумела от своего горя. Вера изо всех сил старалась легко и просто общаться с бабушкой, Машей и тётей. Вера шутила, Вера общалась, Вера жила и жизнь была жизнью.

      Отношения с Машей у Веры, правда, сложились не сразу, ведь Маша представляла собой очень интересную личность – она вроде была лучшей подругой самой красивой и классной девчонки в школе, тоже весьма капризной и дерзкой, а следовательно, имела в классе и в школе авторитет, и в то же время порою она чувствовала, что ей не нравится весь тот пафос, который необходимо было демонстрировать на людях, на переменах и даже на уроках, но уход из крутой школьной компании не сулил ничего доброго. Порою она была какой-то неуверенной в себе и потерянной. Возможно, это было неизбежным следствием ухода отца из семьи в её раннем детстве, а возможно, её внутреннее состояние слишком противоречило её внешним атрибутам.

      Несмотря на всё это, Маша держалась с Верой в очень хороших отношениях, и их взаимная симпатия начала расти. Правда, Вера недоумевала от дерзости и пафоса, демонстрируемого периодами перед матерью и бабушкой, но пока что не решалась заговорить с ней на эту тему.

      Вера призналась себе как-то раз перед сном что ожидала большего тоскования по дому, но здесь ей было достаточно комфортно. Ей понравилась эта жизнь. Но вскоре предстояло добавить в эту жизнь то, зачем она приехала. Настораживало её одно обстоятельство – грядущая учительская деятельность в школе при детском доме. Какой там менталитет? Какие там дети? Жестокие и озлобленные? Униженные и бедные? Несчастные… Как они её воспримут? Как воспримет их она? И… адекватные ли они? Вера с ужасом представила, как кто-то из них на уроке, вдруг ни с того ни с сего возьмет и выбросится из окна. Да… всякое ведь может случиться. Она ведь совсем не знает их, совсем не знает жизни, которой живут они… И всё-таки верно ли она поступает, ведь можно было бы и по–другому в этот мир принести добро за столь непродолжительный срок, отведённый ей судьбой.